Иван Ренанский - Почти как люди

Задумчивый лысый бармен возится с пивными кранами, люди пьют и закусывают, тихо общаются, тоже курят. Кто-то смеётся, кто-то расплачивается и уходит, на секунду задержавшись в дверях, чтобы накинуть капюшон или заранее раскрыть зонт. Я, покорно бредя на поводу у своих мыслей, принимаюсь воображать некую особу, которая вот сейчас войдёт, повесит свое пальто на вешалку в углу, сядет за ближайший ко мне столик, смахнет несуществующую пылинку с подола вечернего платья, и…

Слева от меня на высокий барный стул грузно водружает себя толстый бородатый мужчина, пахнущий потом, луком и перегаром. Он заказывает пиво, шумно сопит и вертит косматой головой из стороны в сторону. Наши взгляды встречаются.

– Что смотришь?– вопрошает он недружелюбно, сипло.

– Так…– отвечаю, неопределенно пожав плечами.

– Ну ладно,– соглашается вдруг бородач,– смотри. Музыкант что ли?

Киваю- это он по моему футляру, стоящему рядом, сдедуктировал.

– На чем играешь?

– На виолончели.

– Типа как Ростропович?

– Иногда даже лучше.

– А что играешь?

– Разное.

– Ну типа?

Снова пожимаю плечами, сминаю в пепельнице сигарету, подношу к губам кружку.

– Я тоже играл когда-то. На пианине,– доверительно сообщает бородач, давая тем самым понять, что мы с ним, как минимум, одного поля ягоды.

Я киваю. В таких беседах лучше полагаться на мимику и жесты, чем на слова – уменьшается вероятность обидеть собеседника явной пропастью между социальными классами.

– А Чайковского знаешь?

– Не то, чтобы близко, но так, соприкасались,– отвечаю.

– Хороший мужик был,– проигнорировав мой ответ, глубокомысленно изрекает бородач,– я знаешь, один раз слышал. Баба притащила. Думал- херня, а как заиграло…

Бородач щёлкнул зажигалкой, закурил, вдохновенно закатил глаза.

– В натуре, сразу пришло, понимаешь? Как током. Вспомнил, как пацаном был, как в деревне зимой бабушка меня в платки заворачивала и на печку ложила… Как сказки рассказывала. А за окном метель, холод сучий… Дед под окном лопатой снег мнет, а мне тепло и я на печке… Короче, так распидорасило меня, что чуть не зарыдал там, как малолетка какая, отвечаю. Это, бля, сила. В натуре понимал мужик, что и как по жизни.

Я не выдерживаю, и долго смеюсь- искренне, пьяно, взахлёб.

Вот она, поистине безграничная сила искусства. Вот оно, самое неопровержимое доказательство гениальности композитора, творениям которого, даже спустя полтора столетия, удается вводить в трепет любые, даже такие вот огрубевшие, пропахшие луком, потом и перегаром души.

А мы? Кто мы? Санитары? Горстка нищих и убогих фанатиков, на чьих плечах лежит тяжёлый, занозистый крест- донести до каждого усталого, ущербного, измотанного жизнью обывателя что-то великое, прекрасное, вечное?.. И что может быть правильнее, благороднее и почетнее этого?..

– Я не хирург, не пожарный и не пилот,– с трудом выдавливаю я из себя слова сквозь смех.

– Не пилот,– охотно подтверждает бородач,– ебаны в рот!

И дальше смеемся мы уже вместе.

Глава 4. Рабочий момент

Утро втекало в комнату лениво и постепенно, просачиваясь сквозь не плотно закрытые шторы, заливая унылой осенней бледностью столешницу с переполненной пепельницей, стул с наваленным на него ворохом одежды, пол, со следами чего-то, разлитого накануне, липкого и остро пахнущего. Так бывает- ещё не успеваешь как следует проснуться, открыть глаза, покорно, хоть и нехотя, шагнуть в новый день, а на душе уже тоскливо, серо и глухо настолько, что бормочешь, не узнавая собственного голоса: " Господи, неужели опять?..". К тому же ещё где-то там, снаружи, барабанит по ржавой жести подоконника редкий дождь. И не важно, лежит ли рядом с тобой уютно сопящая в ушную раковину полуголая женщина, или нет никого у тебя вообще, как в комнате, так и во всей вселенной – все равно ощущаешь внутри пустое, гулкое одиночество на фоне абсолютной тщетности своего существования. А если еще принять во внимание факт вчерашнего пьяного шабаша, учиненного без явного повода по просьбе глупой мятежной души…

Я с трудом сел на кровати, свесив ноги и с отвращением коснувшись пятками холодного пола – голова кружилась, по костям гулял немилосердный похмельный сквозняк, весь мир, казалось, смотрел на меня сейчас с агрессивным неодобрением. Сразу вспомнился вчерашний привокзальный кабак с теплым пивом, отдающей ацетоном водкой и недружелюбной официанткой, сыплющей матерными проклятиями и обещаниями вызвать стражей порядка по наши души. Потом еще какой-то двор, перепуганные коты, попытки раскурить сигарету с противоположного конца, мечтательно вещающий о плюсах коммунизма Толик, крепнущее желание продолжить. И, наконец, пакет портвейна, купленный на последние в круглосуточном, детская площадка, заблеванная нами при загадочных обстоятельствах, долгие поиски ключей перед входной дверью собственного жилья, прихожая с перегоревшей лампочкой, кухня с горой грязной посуды в раковине, попытки Толика исполнить на скрипке что-то сверх меры виртуозное, подтверждающее его гениальность, мои протесты, подкрепленные применением физической силы, некое подобие пьяной потасовки, два разбитых стакана, одна сорванная штора…

"Ничего,– пообещал я себе, постаравшись наполнить эту мысль максимальным количеством бодрости и позитива,– сегодня все будет совсем по-другому!"

Встав с кровати, я, зябко ежась, прошлепал мимо окна, краем глаза успев ухватить ярко жёлтые мазки древесной листвы на фоне серых домов и неба, вышел в прихожую, порадовался, что хотя бы здесь нам вчера удалось не нагадить, направился в ванную. Интересно, слышали ли мои соседи по жилплощади наш вчерашний барагоз? Ну разумеется слышали, ни к чему плодить лишние надежды. Они ещё выскажут все то, что побоялись или постеснялись донести до меня вчера, предпочтя не покидать своих комнат. Что-нибудь про то, что я здесь живу не один, что если хочу продолжать и дальше свои пьяные оргии, то вынужден буду съехать в какую-нибудь другую квартиру, а ещё лучше приобрести собственную, и так далее. Ладно, доживем – увидим.

Войдя в ванную, я обнаружил Толика- странно, что вопрос о его местонахождении не возник у меня в голове с самого начала- Толик лежал в ванне, закинув ногу на ногу, сложив руки на груди. Здорово. Интересно, он так же лежал, когда, к примеру, сюда заходил дядя Володя, школьный учитель математики, один из моих сожителей, каждое утро встающий раньше всех? Представляю выражение его лица, когда, войдя в ванную, он обнаружил это уютно похрапывающее тело, от запаха которого начинают слезиться глаза и тут же возникает подсознательное желание закусить. Должно быть, дядя Володя был не в восторге.

– Вставай,– сказал я, открывая кран, и с каким-то садомазохистским наслаждением втирая ледяную воду себе в лицо,– поезд дальше не идёт. Просьба покинуть вагоны.