Игорь Голубятников (Паломарес) - По «банановым республикам» без охраны (роман-путеводитель)

От Агуас Кальентес, пограничного пункта между Гватемалой и Гондурасом, до городка Эскипулас, где я должен был сесть на автобус до столицы страны, никакой транспорт, кроме насквозь проржавевшего такси, почему-то не ходил. «Наверно, местные таксисты пошушукались по-свойски с алькальдией и взяли маршрут себе на откуп. Монополисты хреновы, нет на вас нашей ФАС, был бы вам тут всем атас», – подумал я, и от непроизвольно выскочившей рифмы мне даже как-то полегчало. Десяток с небольшим километров отделяли меня от автобусной станции. Часа полтора ходьбы, не меньше. И ночевать в Эскипулас не входило в мои планы. В общем, взял я такси за двенадцать кетсалей (местная валюта, названная так в честь почти истребленной из-за роскошных хвостовых перьев птицы) и благополучно добрался до автобусного терминала.

До столицы, как сообщил мне зевавший от хронической скуки кассир, отсюда было около четырех часов езды. Но это только в том случае, если сама поездка была бы безостановочной. А остановиться автобус мог по многим причинам. Во время сезона дождей здесь в горах частенько бывают обвалы и оползни. В случае повреждения дороги одним из них мы вряд ли бы добрались до столичного отеля к вечеру. Да и не только камни, как выяснилось впоследствии, могут перекрывать дороги.

Первый крупный по местным меркам город на нашем пути назывался Сакапа. Их много, всяких таких «сакап» разбросано по дорогам и весям Латинской Америки. Но именно этот дал начало дистилляции знаменитого гватемальского рома под одноименной маркой. Ром я уже пробовал, проникающий во все поры запах забродившего тростникового сусла тоже мне был знаком, так что можно было продолжать путь, не задерживаясь на экскурсию. Да и остальные попутчики останавливаться на дегустацию не стали. Автобус просто постоял минут двадцать под навесом, подобрал еще несколько пассажиров и выехал на дорогу, ведущую из столицы страны в ее главный порт на Карибском море – Пуэрто-Барриос. Мне нужно было в обратную сторону. Туда мы и направились.

Больше автобус нигде не останавливался, и я даже слегка задремал на живописной горной дороге. Пейзаж по обочинам практически не менялся – везде поросшие соснами холмы, так что приятное во всех отношениях убаюкивание произошло довольно быстро. Мотор обнадеживающе урчал, автобус взбирался все выше и выше по серпантину, и я мирно посапывал до тех пор, пока мы не стали спускаться в очередную долину и останавливаться буквально через каждые пять-десять минут. Дело в том, что наш шофер начал подбирать пассажиров прямо с дороги. Это, видимо, здесь являлось делом вполне себе обычным, и никто особо по такому поводу не заморачивался. Плюс стало появляться намного больше узких мостов, где нужно было уступать дорогу встречному транспорту, да и ремонтные работы кое-где велись полным ходом. Так что, чем ближе к метрополии, тем чаще остановки. Логично.

Каждый раз, когда автобус останавливался, нас, как мухи, облепляли торговцы всякими съестными припасами. Здесь была и всевозможная выпечка, и пакетики с солеными орешками и кусочками зеленого недозрелого манго, и quesadillas – лепешки с соленым сыром, и даже местный виноград, отнюдь не традиционная для этих широт ягода. Продукты свисают у торговцев отовсюду – с шеи, рук, ног, мотаются вокруг их пронырливых тел, как обруч вокруг талии прекрасных акробаток, но, почему-то, ничто ни у кого не падает даже при такой повышенной промо-активности. Поразительная корпоральная ловкость. Может, они и вправду раньше в цирке шапито работали?

И вот торговцы всем миром берут очередной, то есть наш, автобус на абордаж, прут тараном по проходу меж кресел, громко рекламируют свой товар, заглядывают в глаза, нашептывают в уши, но я вежливо отказываюсь от всего этого разнообразия по причинам банальной гигиены. Очень, знаете ли, не хочется искать потом уединения в придорожных кустах! Однако вежливость моя воспринимается, видимо, как нерешительность или даже, наоборот, как желание набить себе цену, и продавцы с удвоенной силой кидаются на штурм моего кошелька. Чтобы только отвязаться от их назойливого роя, я осторожно выбираю у одного алюминиевую (хоть какая-то гарантия соблюдения санитарных норм!) банку лимонада. Остальные разочарованно ретируются, в душе, наверняка матеря голубоглазого гринго за неподобающую скупость. Народ в автобусе, однако, раскупает товар с видимым удовольствием, как простое средство от дорожной скуки, и немедленно начинает эту скуку изгонять путем активного поглощения приобретенного. Так, жуя и пия, мы потихоньку продвигаемся по направлению к столице, на очередной остановке пополняя запас противоскучных средств и комментируя редкие события, происходящие по ту сторону автобусного стекла.

Мои сегодняшние попутчики, в основном – ладино, кроме пожилой пары индейцев майя. Индейцы держатся особняком от остальных и переговариваются между собой на одном из многочисленных диалектов, оставшихся им, вместе с безвылазной нищетой, в наследство от их легендарных предков. В Гватемале 60% населения – индейцы и негры-гарифуна, майя составляют 2/3 от их общего числа и делятся на 3 основные группы: Киче (K´iche´), Какчикель (Kaqchiquel) и Кекчи (Q´eqchi´). Так что понять, о чем они там меж собой переговариваются, нет никакой возможности не только для меня, но и для всех остальных присутствующих. Ну, и пусть. Остальные, то есть, ладино, сразу же начинают трещать, что твои воробьи на колхозном гумне во время обмолота зерна. Вообще, обстановка в салоне, если не обращать внимания на испанский язык, местную одежду и цвет кожи пассажиров, вполне соответствует внутривагонной атмосфере какой-нибудь дачной электрички Савеловского направления, где все сразу перезнакомились, а на подъезде к Белому Городку уже и начали находить общих родственников, да друзей-подруг.

Мотор тем временем начинает переходить на повышенные тона, затем на откровенный рев и мы со всего ходу вдруг оказываемся на краю внушающего уважение ущелья с блестящей где-то в полукилометре внизу справа от нас речкой. Дорога забирается еще выше, и с этой высоты начинают открываться во всей красе рассеченные трещинами гигантских провалов горные хребты – немые свидетели бушевавшего здесь когда-то в палеозойскую эру великого землеустройства. Ущелья слишком широки, чтобы соединять их края мостами, и необозримо глубоки, чтобы засыпать их оползневыми камнепадами даже на протяжении тысячелетий.