Елена Степанова - Про котов и некотов

Родился Франтик на заре моего детства, его маму, кажется, звали Мусей. Тётя Аля, узнав, что я пишу мумуары, то есть мяумуары, поделилась со мной старой фотографией, где мне примерно год и я пытаюсь зажевать ухо Мусеньки. Насколько могу догадываться, приплод бело-серая красавица приносила регулярно. Смутно помню, что вместо кукол у меня были котята, которых я пеленала и с которыми играла. Прошу понять меня правильно: игрушек в доме почти не было, играть хотелось, я была маленькой девочкой, которой никто, наверное, не объяснял, что котятами не играют. А если и объяснял, то это как-то не отложилось. Сейчас мне очень хочется верить, что никто из моих живых игрушек не пострадал, но разум подсказывает, что это не так. Почему тогда остался только Франтик?

Может, правда, других котят раздали. Ну, можно же такое предположить, как вы думаете? Вообще-то новорождённых котят тогда обычно топили. Я, слава богу, экзекуции такой не видела, но слышала о ней от взрослых. Традиция эта кое-где сохранилась до сих пор. Точно знаю, так как наши бывшие соседи в Подмосковье сами рассказывали об этом как о чём-то совершенно обычном.

Память наша избирательна, а уж из детства мы помним, как мне кажется, только что-то яркое, удивительное, то, что выделилось из общего течения жизни и осозналось как событие.

Например, я каждый день выходила из дедушкиного дома, спускалась по крыльцу во внутренний дворик, где была клумба. На ней бабушка всё время сажала цветы с длинными тонкими лепестками. Не знаю, как они называются, иногда встречаю их на городских клумбах. Чем они мне нравились в детстве, так это тем, что лепестки, послюнявив их с обратной стороны, можно было «приклеить» на ногти. Это был первый маникюр, и какой! Ногти длинные, яркие, самых разных цветов: и белые, и красные, и фиолетовые, и розовые. Правда, красота эта держалась пару минут, потом лепестки слетали. Но можно было прислюнявить новые и опять любоваться своей рукой. Вот это я запомнила. Смешно, правда?

Конечно, в этом дворике я во что-то играла. Бог его знает, во что и чем, но дети изобретательны и всему, что видят, могут найти применение: и камням, и листьям, и веткам, и тряпке, и дырявому ведру. Игры эти из-за своей обычности не отложились в моём сознании, но был один особый момент. Я что-то говорила, ходила, водила рукой по земле, вдруг услышала голос отца. Его никогда не интересовали мои игры, но тут он вмешался. За моей спиной раздался громкий и удивлённо-грозный голос: «Ты что, дедушку хоронишь?!» И тут только до меня дошло, что я действительно что-то такое бормочу про дедушку. Отчего, бог ведает. Наверное, повторяла слова, услышанные от взрослых в иной ситуации. А может, раньше была свидетельницей того, как в землю закопали котёнка. Эта часть моего прошлого настолько туманна, что всё пропадает в неясных, расплывающихся очертаниях, домыслах, догадках. А машины времени нет.

Ну вот, от потомства Мусеньки остался один Франтик.

Котёнком я его не запомнила, но когда он подрос, то стал моим любимцем, товарищем во всех смыслах, даже в первоначальном, от слова «товар». Правда, мы с ним купцами не были, торговать не торговали, но, если можно так сказать, товаровали. По звучанию похоже на «воровали», ан нет, мы были не воришками, мы были компаньонами, борцами за свободу еды.

Например, мне разрешали иногда сделать себе бутерброд и съесть его не на кухне, а где-нибудь в комнате. Бутерброд самый простой – белый хлеб с маслом. Я мазала хлеб, выносила кусочек из кухни, пряталась в свой уголок, и тут же всевидящий Франтик подбегал ко мне откуда-то, слизывал масло своим шершавым язычком, а я съедала хлеб. Мы оба были очень довольны. Так продолжалось довольно долго, пока кто-то из взрослых не заметил этого безобразия и не запретил раз и навсегда есть вне кухни. Я сильно переживала, ведь Франтик лишался масла. Кто ещё ему даст такой дорогой товар, такой ценный продукт? Никто.

Ещё Франтик любил конфеты. Вы, наверное, подумали сейчас о шоколадных конфетах? Нет, я сама их в раннем детстве редко видела и ещё реже ела. Были такие маленькие жёлтенькие твёрдые сладкие шарики, похожие на витаминки. Их с усилием приходилось разгрызать. Кисло-сладкие, не очень вкусные – сейчас бы на такие никто не позарился. Однако за неимением лучшего я радостно грызла эти конфетки и время от времени кидала на пол – кот тут же бросался на них, ловил, как мышат, и глотал. Мне казалось, что он даже причмокивает от удовольствия.

А шоколадные конфеты были такой редкостью в обычном детском рационе, что даже фантики от них становились предметом коллекционирования. У каждой моей знакомой девочки была целая стопка конфетных обёрток – красивых, блестящих, разноцветных. Я тоже насобирала штук пятнадцать, причём половину из этих конфет точно не пробовала, просто мы обменивались фантиками, иногда дарили друг другу, вот и получилась «коллекция». Время от времени я перебирала это «богатство», некоторые обёртки мне особенно нравились. Куда они делись, не знаю. Видимо, через какое-то время мода на фантики прошла, и я их отдала кому-то или выбросила.

Интересно, Франтик стал бы есть шоколадную конфету или нет? Вот наша Мимиша очень любила шоколад, но она была собакой, а у собак, наверное, совсем другие вкусы, чем у кошек.

Расскажу про один случай с Мимишей. Было это в конце 80-х. Помните, я говорила про её любовь к шоколаду? Надо сказать, Мимиша любила молочный шоколад, а я всегда предпочитала горький, чёрный.

Так вот, пришла мама с работы и принесла в своей дамской сумочке несколько шоколадных батончиков. Сумочка была застёгнута на молнию и лежала на кровати. Никто из нас, детей, не посмел её открыть: мы никогда не лезли без спросу в мамины вещи. Но про батончики помнили и ждали, когда их можно будет поделить. Мама куда-то ушла. Сумка лежала на кровати, дверь в комнату была закрыта. Вот мама вернулась, и вскоре мы услышали её возглас. Прибежали посмотреть – сумка наполовину раскрыта, все батончики в растерзанном состоянии лежат на кровати, перемазанной шоколадом… Это Мимишечка учуяла соблазнительный запах, которому не смогла противостоять, тихо открыла дверь, прыгнула на кровать, расстегнула на сумке молнию, вытащила батончики, часть съела вместе с бумажной обёрткой, часть просто пожевала. А шо не зъим, то понадкýсаю…

Мы так смеялись… На наш хохот прибежала виновница торжества, стала прыгать, вилять хвостом, радостно посверкивая своими чёрными глазками, улыбаясь шоколадной мордочкой. Ах ты, Мимиша-Мимиша, маленькая вориша.