Густав Водичка - Родина дремлющих ангелов

С помощью современных видов искусства, таких как кино и телевидение, люди научились моделировать смерть в неограниченных масштабах. Фильмы, насыщенные трупами, обречены на массовый успех. Только вид разрушенной плоти может вызвать пристальное внимание зрителей.

Умирающее дерево, ржавый автомобиль, разрушенный дом не способны серьезно пугать человека. Но, если пейзаж украшен мертвечиной, ситуация резко меняется.

Потакая своему желанию видеть смерть и разложение, люди нафантазировали целый океан видеорядов с гниющими, выползающими из могил мертвецами. Чем натуральней и омерзительней выглядит картина, тем выше уровень ее успеха. Всеобщий комплекс отрицания собственной смерти требует создания бессмертных покойников, сам вид которых, в конечном итоге, порождает иллюзию личного бессмертия.

Ни для кого не будет секретом, что врачи-патологоанатомы и работники моргов — это люди с необычным восприятием. Постоянная работа, связанная с мертвой человеческой плотью, превращает смерть в явление бытовое, несущественное, а значит, и несуществующее. Поэтому все, что способно разбудить в человеке брезгливость и содрогание, у многих врачей вызывает циничную улыбку.

Упрямство, с которым люди пытались примерить на свою бессмертную душу “бессмертную плоть”, достойно восхищения. Более того, это упрямство небезосновательно: история знает потрясающий воображение пример, на фоне которого все известные законы природы теряют свойство закона. Это знаменитые воскрешения, совершенные Иисусом Христом.

Вспомним одно из них. Иисус вместе с учениками пришел в Вифанию к знакомому человеку по имени Лазарь. Но еще на подходе к городу Иисус сообщил спутникам, что Лазарь умер. Сестры умершего вышли навстречу и сокрушались о смерти брата. Иисус спросил: “Где вы положили его?”

Сопровождаемый учениками, сестрами Лазаря и людьми, пришедшими из Иерусалима, Он направился к пещере, где было захоронено тело, и потребовал вскрыть могилу. Марфа, сестра Лазаря, возразила, напомнив, что покойник захоронен четыре дня назад: “Господи, уже смердит”. Другими словами, тело уже имело очевидные признаки разложения. Но Иисус настаивал на своем. Погребальную камеру открыли.

“Исус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня; ...Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лицо его обвязано было платком. Исус говорит им: развяжите его, пусть идет...”

Позже воскресенный делил с Иисусом вечерю. В реальности упомянутых событий не может быть ни малейших сомнений.

Воскрешение произошло при большом количестве свидетелей и получило такой резонанс, что Совет первосвященников тотчас принял решение убить Иисуса. “Если оставим Его так, то все уверуют в Него...”

Совершенное чудо превзошло все явленные Иисусом исцеления и даже хождение по воде. Потому что по сути своей отвечало самой сокровенной жажде человека — жажде физического бессмертия.

Напрашивается вывод, что Бог, создавший все живое, способен повернуть в обратном направлении необратимый процесс разрушения структуры тканей, неизбежно происходящий после прекращения жизнедеятельности организма под влиянием содержащихся в нем гидролитических ферментов. Это значит, что порядок обязательного распада живой ткани имеет не общий, а частный характер. На этом фоне библейские сроки продолжительности жизни в течение 300, 600, 900 лет, в том числе и само бессмертие, выглядят не так уж фантастично.

Но, к сожалению, людей не интересует бессмертие как таковое. Человек увлечен мыслями только о собственном физическом бессмертии, при наличии обязательной смертности всего окружающего. Человеку очень хочется быть вечным и неизменным в непрерывно изменяющемся мире. Комплекс этого желания проявляется в мечтах о машине времени и фильмах типа “Горец”, где нестареющий Дункан Маклауд время от времени убивает различных граждан, но сам при этом умирать не собирается.

Все, кому приходилось смотреть этот сериал, на месте Маклауда могут представить только себя. Мысль о бессмертии ближнего выглядит весьма непривлекательной. Его смерть нам требуется в качестве фона как неотъемлемое свойство личного бессмертия. В противном случае оно не будет проявлено. Стремление людей к монополии на бессмертие продиктовано узким пониманием жизни. Возможности физического тела отождествляются с возможностями бессмертной души. Детское желание совместить несовместимое доводит людей до истерики. Здесь достаточно вспомнить гробницы египетских фараонов и ленинский мавзолей. О нашей любви к кладбищам и говорить не стоит. Формально мы понимаем, что искать бессмертие в кишках убитого соседа — занятие глупое, но отказаться от этого для нас равносильно отказу от собственного “я”.

О том, что кобыле легче, когда баба с воза, мы узнаем не от кобылы. Просто, так принято говорить, и мы этому верим. Одному известному боксеру люди говорили, что он настоящий мужчина, и тот, конечно, верил. В тюрьме, где он сидел за изнасилование, его окрестили камерной девочкой по кличке Света. Тренированный волосатый гигант этому тоже поверил, но не сразу. Некоторое время он мучился сомнениями, пытался спорить, доказывал обратное, и только под натиском коллективных аргументов отказался от своей правоты.

Личная правота лежит в основе всех человеческих конфликтов, потому что мы очень дорожим тем, чего у нас нет, то есть собственным мнением.

До тех пор, пока ребенку не сказали, что он умный, он не знает, что на свете есть дураки. О том, что молоко белое, он тоже узнает от посторонних. Однако на вопрос, какого цвета молоко, он отвечает так, будто имеет на этот счет собственную версию.

Всю жизнь мы выбираем только то, что выбрано за нас. Время и место рождения, образование, традиции, религию, друзей, врагов, детей, родителей мы выбираем, потому что у нас нет ничего другого.

Альтернативы не существует. Человек меняет место проживания, когда ему шепчут, что где-то есть лучше. Мы приобретаем профессию согласно полученному воспитанию, происхождению, навязанной мечте и количеству денежных знаков. Здесь нет места мнению. Кембридж и ПТУ давно написаны на лбу.

Нет убеждений, есть только убежденные кем-то. Ленин начитался Маркса, который начитался Гегеля, а Гегель начитался тех, кто начитался не известно чего. В результате миллионы людей умерли за правое дело.

Мы не владеем идеями — идеи владеют нами. Никто не знает, откуда они приходят и кто автор, но мы готовы их отстаивать, приносить в жертву себя и других. Человек доверчив и наивен, он не способен проявлять упрямство. Иначе он никогда бы не поверил, что небо синее, а дорога дальняя, что надо уши чистить по утрам, а вечером бегать на митинги, что рыба где-то мелкая, а мысли глубокие.