Фёдор Быханов - Веселое настроение

– Какой же ты у меня молодец!

Расцвел от похвалы Сумкин, а та продолжает лить елей на его душу:

– Я же, дура-дурой, уже и не верила в тебя!

И раскрыла свой маленький секрет.

– Попросила дворника нашего с работы ёлку достать.

Тот, оказывается, пообещал и вот-вот должен быть с обещанным:

– Вот, только девать некуда её, когда принесет.

Супруга ласково глянула в угол, где обсыхало от снега приобретение Сумкина:

– Ведь, одна-то у нас уже есть!

– За пятьсот рублей обещал? – перестал улыбаться муж.

– Точно, – удивилась жена. – А ты откуда знаешь?

– Не принесет он! – вздохнул инженер и начал вешать новогодние игрушки на, все еще пахнущие смолой и морозом, ветки.

Смену токарь Иван Сидорчук заканчивал хорошо.

Гора деталей, сверкая свеженькими, только что обточенными боками, высилась у станка, крайне радуя опытный взор мастера участка Константина Кукушкина.

Налюбовавшись всем увиденным, руководитель не стал таить собственное отношение к передовику:

– Молодец, Сидорчук!

После чего развил перспективы станочника от такого добросовестного отношения к труду.

– Еще немного и план начнешь перевыполнять, – услышал токарь. – Со всеми вытекающими премиальными последствиями.

Эти слова заставили его насторожиться:

– В передовики, говоришь?

– Точно, – подтвердил мастер. – Больше всех нынче сделал.

И многозначительно хмыкнув, добавил:

– И без брака!

Тут уже чернее тучи стал Иван Сидорчук:

– Это как же без брака?

Он даже удивленно глянул на свои руки, заляпанные смазочно-охлаждающей жидкостью из-под резца:

– Не может этого быть!

– А вот так!

Мастер, пряча в карман штангенциркуль, улыбнулся токарю как родному:

– Лично каждую деталь перемерил.

Считая свою миссию выполненной не до конца, он напустил солидности на завершение разговора:

– Пойду по этому поводу «Молнию» выпускать!

Токарь Сидорчук огорченно посмотрел вслед мастеру. Закурил. Потом, досмолив терпкую «беломорину» до самого картонного мундштука, с полным ощущение обреченности выдохнул:

– Семь бед – один ответ!

Полез в инструментальный ящик, достал оттуда десяток деталей, изготовленных ещё накануне его постоянным сменщиком Василием Кривоглазовым.

Отправлять их прежде на проверку контролерам отдела технического контроля не было смысла. Все равно Васина продукция не выдерживала никакой критики.

А теперь ситуация изменилась.

Пригодилось даже то, что Кривоглазов работал в состоянии подпития, путая одно с другим. И на станке работал, как Бог на душу положит – без размеров и припусков.

Не иначе, как чувствовал, дескать, так и нужно сменщику. Ведь, теперь этот задел негодных железяк, стал «золотым» фондом ближайшего благополучия обоих. В том числе и крепкого профессионала Ивана Сидорчука.

Повеселев, он поменял часть своих деталей на кривоглазовские. С тем и пригласил деятелей из ОТК принимать продукцию.

Наутро Ивана Сидорчука вызвали на заседание профсоюзного комитета.

– Как же так? – больше всех возмущался мастер участка Константин Кукушкин. – Я о нем заметку в стенную газету пишу как о передовике производства, а он браком завалил?!

Удар кулаком по столу поставил точку в вопросе:

– Весь коллектив подвел!

– И еще как подвел! – прибавил свою долю критики профорг Юрий Щепкин. – Теперь уже и в «Колючку» поместим, и другого, более достойного пошлем в подсобное хозяйство с обменом опыта!

К себе на токарный участок Иван Сидорчук возвращался в отменном настроении и не скрывал удовлетворение услышанным:

– Ну, и пусть посылают другого!

Оглянувшись назад, откуда, только что вышел, даже сплюнул под ноги.

– Знаю я этот обмен опытом! – и прибавил шаг к своему станку. – Прошлую осень поехал и до самых холодов картошку в поле выбирал!

Билеты нам дали. Мне, значит, да дружкам моим Сидорову и Охапкину.

Начали с меня.

– Ты, Иванов, – говорят. – Смотри и мотай на ус.

После чего принялись за всех скопом:

– За ваши грехи, получите и распишитесь.

– Простите, извините, – отвечаем.

Но таких не проймешь.

– Не верим в раскаяние, – строгости напускают общественники, с новой силой. – Уж, больно охочи, вы, братцы, до выпивки и прогулов!

После этих страшных слов наступило и наказание:

– Чтобы мы верно начали исправляться, под роспись в профкомовском журнале приказов выдали каждому из нашей компании по одному билету на концерт симфонической музыки.

Еще и пожелали вдогонку:

– Вникайте в культуру, а мы проверим!

Нам же, что:

– Что мы совсем отпетые и отмороженные?!

Нам подводить коллектив неохота:

– Старались, ведь, для нас занятые и без того люди – в кассу филармонии ходили за билетами.

Вот мы и пошли.

А народу там – не протолкаться!

И на кассе табличка:

«Все билеты проданы»!

Но желающих послушать заезжих скрипачей, да местных тромбонистов – страсть, как много!

Все друг у друга лишний билетик выпрашивают.

Заметили нас – обступили.

– Продайте, билеты – говорят. – Зачем они вам?

Только не за тех принимают.

Сказано же:

– Раз коллектив поручил сходить на концерт и после него обстоятельно пересказать впечатления, отчитаться, так сказать, исполним в точности, хоть в лепешку расшибемся.

Видит народ:

– Пустое дело!

Расходиться начали меломаны, к другим, таким же, как мы, кадровому потенциалу с предприятий, приставать.

А один, самый настырный любитель Баха и прочих корифеев симфонизма, господи прости, мало того, что в шляпе, а умишком пораскинул.

Сбегал быстренько куда-то. Приносит.

– Я вам это, – убеждает. – А вы мне – билеты!

Только у нас просить бесполезно. Сами, кого хочешь, уговорим:

– Лишь бы было!

Так и разошлись.

Тот симфонист, головастый, в шляпе, отправился-таки на концерт. А мы как обычно – в знакомую подворотню, где в укромной щели пластиковые стаканы давным-давно припрятаны с прошлой культурной вылазки.

Утром только неудобно было.

Все участливо о симфонической музыке говорят. Пытают, видимо, как мы к культуре приобщились.

А мне, Иванову, да дружкам моим – Сидорову и Охапкину не до разговоров о классическом музыкальном наследии.

Воды охота:

– Холодной!

Когда Глеб Шустриков на работу вовремя приходит – жди грозы!

Просто чутье какое-то.

Раздевается. Костюм – в шкафчик, а робу – на себя. Встает к верстаку и тихо так, чтобы другим н7е мешать, напильником хрумкает заготовку.

– Давай, Шустриков, – предлагаем от чистого сердца. – Уде открыли!

А он – ноль внимания!

Мастера ждет.

Только мастер не спешит, а едва появляется, сразу за Глеба Шустрикова: