Виктор Рябинин - Былое сквозь думы. Книга 1

Как только я услышал имя собственного слуги, мне стало ясно, что судьи мои знают всё, кроме того, чего не знаю я сам. А это уже было чревато. Дело в том, что мы не очень-то стеснялись в разговорах при слугах. И выходило, что проклятые туземцы шпионили за нами от самой Калькутты.

– Так какие же инструкции вы получила от своего Гуру при встрече? – прервал вопросом мои грустные выводы Делузи.

– Да не было никакой встречи, – заорал я. – Мы заблудились, осматривая дворец, клянусь незабвенной мамой, никаких поручений от Гуру я не получал. А если вам не трудно, то устройте мне побег без тяжких последствий и я доставлю вам этого переселенца в чужие территории!

Лёжа на полу, я долго соображал, когда же успел так здорово надраться. Пол подо мной кренился, а из носа текла тёплая струя моей свежей крови.

«Видимо случился апоплексический удар, – тревожно подумалось мне. – Необходимо серьёзно заняться здоровьем и упорядочить половую жизнь».

Когда же, пересилив недомогание, я в который уже раз встал на четвереньки и поднял многострадальную голову, то изумлённо увидел потирающего кулак Хью. И причина недомогания сразу прояснилась.

– Очень жаль, – пробился до моего создания голос полковника, – но вы изволили скрыть правду и в третий раз. Ведь заставив нас одним лишь видом своего голого зада во дворце султана, временно, до совершения очистительного омовения, прекратить слежку, ты со своим сообщником сумел выскользнуть из зала и целую ночь якшался с Пандитом, совмещая приятное с полезным. Мерзкая тварь, да только за твои скотские наклонности тебя, предварительно обув в «испанские сапоги», необходимо колесовать на глазах всей армии. Верёвка для твоей шеи, что галстук для джентльмена, – с этими словами, потеряв интерес ко мне, он обратился к Делузи и Хью:

– Господа, я считаю, что нет необходимости и дальше утомлять себя бредом этого негодяя и извращенца. С ним нужно кончать. Однако, дабы не спугнуть его сообщников, в приговоре необходимо отметить, что он лишается жизни отнюдь не по политическим мотивам, а лишь за мерзостное мужеложство. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Для соблюдения формальностей соберите трибунал, как для осуждения туземца, но приговорите к повешению, всё-таки белый человек, хоть и скотина. С француза не спускайте глаз, как бы не догадываясь о пакостных сторонах его интимной жизни. Вы, – обратился он уже к Делузи, – оказались правы, капитан, оставив его на свободе в виде приманки. Ну, кто же мог подумать, что для этого американского подонка с аморальным прошлым идеи свободы от совести дороже собственной жизни? – и с этими словами полковник покинул зал, обойдя меня далеко стороной и зажимая нос кружевным платком, а за ним следом потянулись и Хью с Крисом.

– Капитан, – прошептал я разбитыми губами, – ты уже всё знал, когда говорил мне о времени штурма?

– Конечно, – снизошёл до ответа тот. – Мы предполагали, что ты сообщишь каким-то образом об этом своему идейному вождю. А штурм начали днём позже для того, чтобы Пандит, ещё до начала ведения истинных военных действий с нашей стороны, начал смертельную схватку с султаном за золото, а заодно перестал доверять тебе, – и заметил своему другу: – Хью, перестань топтать этот навоз ногами, испачкаешься.

На смену моим мучителям явился трибунал, состоящий из двух солдат с сержантом во главе. Не утруждая себя официальной частью, они приговорили меня к смертной казни через повешение на рассвете завтрашнего дня.

Вот и всё. Я умру без покаяния. Не зря кричала птица гелло в ту памятную ночь.

Меня вновь прогнали прикладами через площадь в каземат и, проведя по длинному коридору со многими дверьми в помещения неясного мне назначения, бросили в знакомую камеру.

Избитый физически и растоптанный морально, я проклинал день и час встречи с Вождём. Всё было так понятно на просторах родных прерий: товар – деньги – товар, а если немного удачи, то и большие деньги. А тут: идея – товар, а деньги – революция, которая, правда, не всем, но делает большие деньги. Лишнее звено в златой цепи получается.

И вот я, как распоследняя жертва строительства будущего мироздания, валялся на холодном полу и вытирал кровавые сопли рукавом, позабыв все приличия светской жизни. Пройдёт немного времени, и моё остывающее тело будет синей торбой мотаться на верёвке под порывами злобного ветра на радость прожорливым грифам. Его будет нещадно испепелять солнце, сечь холодные дожди, и никто не поспешит укрыть бренные останки полой своего сюртука. Впрочем, долго повисеть не хватит ни сил, ни времени. Вдоволь полюбовавшись на висельника, англичане выкинут меня в ров, где зубы шакалов и гиен быстро расправятся с Диком Блудом, порвав его на части. И только обглоданные кости будут ещё долго напоминать миру о безвременной кончине славного янки. Хорошо ещё, что рядом со мной будет Жан, а если повезёт, то и сам Вождь. Ведь висеть в компании намного престижнее, да и есть за кого зацепиться при случае.

Я рыдал в голос, отбросив ложный стыд, и готовился мужественно влезть в петлю. Перед кончиной я плюну в своих палачей и выкрикну лозунг о торжестве загробной справедливости, умирая героем.

Творить молитвы я уже не мог. Есть не хотелось. Спать – тоже. Даже предсмертная жажда не томила меня. Перед глазами проносились видения и вставали привидения, а одно из них, особо назойливое, даже трясло меня за плечи, в беззвучном крике распяливая рот. Но мне было не до потусторонних посетителей, ведь уже утром я буду с ними неспешно беседовать на равных.

– Дик, Дик, да очнитесь вы, наконец! Это я – отец Доменик, – вдруг как-то сразу в моё меркнущее сознание ворвался знакомый голос, – пришёл помочь вам собраться в последний путь и вместе помолиться за упокой души.

Моя голова перестала мотаться из стороны в сторону, биясь о стены, глаза угнездились в свои орбиты, и я разглядел перед собой святого человека.

– О, безгрешный отец! Вы не оставили меня без покаяния, – и я начал целовать его праведные руки, орошая слезами и стоя на коленях.

– Успокойся, сын мой. У нас и так мало времени, – твёрдым пожатием руки, он как бы призывал меня прекратить истерические излияния и внять его словам.

Я пришёл в себя и уже осмысленно глянул в глаза божьему посланнику:

– Отец мой, я не виновен. Неужели господь может призвать к себе и заплутавшего в неведении агнеца?

– Раб божий, надейся на чудо, а когда небесный ангел вострубит о воссиянии утренней зари над грешною землёю, придёт господне воинство и освободит твою многострадальную душу от тенет клеветы и навета. А поведёт святых ратоборцев небесный посланник, коий и в подземной юдоли ведает о телесных муках твоих.