Antrekot - Сумчатые баллады

Запустили с трубочками. Летает. Слушается. Рванули первую. Вышло громко, а в небе, много выше змея, вспыхнул сине желтый цветок. Змей дернулся, но ничего, повели его чуть чуть и только решили рвануть вторую, как… змей клюнул вправо, обогнул елку — опять поразил несчастное соседское крыльцо — и тут сработал второй фейерверк.

Когда мы спустились вниз, оценить масштаб повреждений (крыльцо было цело, змей! был цел, а вот гирлянда не пережила), у соседских ворот остановилась пожарная машина. Все, поняли мы. Штраф навсегда.

Но флуктуации в ту ночь распространялись не только на всемирное тяготение. Выяснилось, что пожарные за нами наблюдают уже с полчаса — и им пришла в голову идея. У них же лестница. Выдвижная. Длинная. Что если привязать змея к ней? Поднять его в воздух, выдвинуть лестницу на полную длину — и потом уже стрелять?

Закрепили четыре штуки, запустили. Выдвинули. Летит. Весь припуск выбрал. Пальнули. Здорово. Спустили вниз, закрепили шесть. Еще пальнули. Шести змей не перенес и «с грохотом взорвался над Приречьем». На том пожарные и уехали.

А соседям мы купили новую гирлянду. И змея пришлось покупать нового, конечно.

Жил—был некто Блай. Офицер королевского флота. Известный в основном тем, что командовал кораблем под названием «Баунти» и довел команду до того, что она уплыла из под него вместе с судном и колонизовала Питкэрн. (И теперь именем судна называются эти стружки в шоколаде — так что от дурного характера Блая пострадали, считай, поколения.)

Некоторое время спустя Блай получил новое, уже сухопутное назначение — губернатором Нового Южного Уэльса. Надо сказать, что губернатор он был вполне дельный. Вернее, был бы дельный, если бы сидел в подземелье и отдавал все распоряжения письменно. Потому что при личном общении блаевское сочетание самодурства и мстительности с крайней дотошностью наживало ему врагов с такой скоростью, что достаточно быстро население штата просто кончилось. В общем, на этот раз из—под Блая уплыла колония. Его старшие офицеры подняли мятеж, заперли Блая в губернаторской резиденции и как—то жили без него (видимо, хорошо), а потом сдались пришедшему по расписанию флоту. И перед короной встала жестокая дилемма. С одной стороны, мятеж имел место и оставлять его безнаказанным — невозможно. С другой — все же знают Блая и понимают, что общение с ним даже Его Величество сподвигло бы на мятеж в течение суток. Поэтому суд принял соломоново решение. Мятежников признали виновными и приговорили… к высылке в Австралию.

Вчера в кабинку заходит завотделом и спрашивает:

— А что будет, если скрестить дикобраза и кобру?

Я (в легком безумии)

— Гилберт, а в чем дело?

— Начальник службы новостей написал мне, что новая административная амальгама сильно напоминает ему русскую загадку о том, что будет, если скрестить дикобраза и кобру. Вернее, результат тот же самый. Так что там будет?

— Вообще—то в оригинале там скрещивают ужа и ежа. И получается полтора метра колючей проволоки. А если дикобраза и кобру, то проволоки выйдет метра три, и колючки будут длинные и ядовитые. Вероятно.

— Ядовитые… — задумчиво говорит Гилберт и уходит.

Полчаса спустя заходит старший редактор.

— К тебе Гилберт заходил?

— Да.

— Ты не знаешь…

— Что будет, если скрестить дикобраза и кобру?

— Нет, зачем ему три метра колючей проволоки.

Занавес.

Как—то раз в обеденный перерыв заходят две головы Антрекота в местный супермаркет рядом с колледжем. А там очередная рекламная акция. Стойка — а с нее предлагают на пробу еду в плошках. Судя по запаху, а также по наличию палочек и форме оных, китайскую. Два голодных преподавателя Java устремляются к стойке, вокруг которой — как удачно — ни души, распатронивают упаковки с палочками и быстро подхватывают по плошке. А там на рисе — по большому глазу. Карему. Видимо, вареному. И как прикажете это палочками есть? Оно ж обтекаемое. И скользкое. Были бы палочки японские, можно было бы проткнуть… но они китайские. Тупые.

А китайцы как справляются? Наверное, как—то справляются — китайцы же. Но мы—то не китайцы…

Два программиста зависают. Перезапустив цикл, одновременно приходят к решению — «надо попросить ложку». Поворачиваются к стойке — и только тут видят камеру.

Оказалось — это телерозыгрыш. Но нам сразу сказали, что в передачу мы не попадем. Нам, как выяснилось, при виде глаза, положено было кричать и шарахаться, а не решать инженерные проблемы.

А глаза нам съесть так и не дали. Они пластмассовые, и вообще реквизит.

В доисторические времена мы жили в городе Одессе и к началу мая перебирались на дачу. Дачей называлось недоразумение из известняка: две комнаты, закрытая и открытая веранды — и сад. Ночевало там порой до полусотни гостей. Тесно почему—то не было.

Под верандой обитало семейство ушастых ежей, а на кухне — некоторое (неизвестное) количество полевок, очень любопытных и доброжелательных. Но разговор не о них, а о тетушке Эмилии.

Тетушка Эмилия двигалась по кометной орбите. Она приезжала к нам, начинала наводить у нас порядок, страшно возмущалась, встречая организованное сопротивление всех обитателей дачи от хозяев до полевок, обижалась и убывала, чтобы уже где—то за Плутоном простить нас и начать обратное движение.

Итак, в один прекрасный вечер Эмилия приехала и начала было уборку — но была поймана и увлечена на ночное купание, а потом отправлена спать. Утром отец встал и пошел варить кофе. Сварил. Попробовал. Гадость страшная.

«Молоко скисло». подумал он. Достал из резервного холодильника бутылку, вскипятил. Сварил еще кофе. Гадость страшная.

«Понятно, — подумал он, — опять в Молдавии что—то в речку спустили». Вывод был совершенно естественный — Одесса берет воду из Днестра, так что об авариях на молдавских химзаводах в городе узнают быстро.

Вылил воду из чайника, включил фильтр, нацедил свежей, попробовал. Вскипятил. Сделал кофе.

Гадость страшная.

Удивился. Проверил все ингредиенты. И с некоторым недоумением обнаружил в сахарнице соль.

Оказывается, тетушка Эмилия вечером помыла и солонку, и сахарницу, но поскольку отличать их друг от друга могли только постоянные обитатели (включая полевок), она их, естественно, перепутала.

Узнав о происшедшем, Эмилия обиделась и уехала. А в 11 утра на дачу прибыла моя подруга Ира. Которую, естественно, нужно было покормить. И пока мы резали бутерброды и заваривали ей чай, ей рассказали об утреннем конфузе. Берет она свой чай, пробует. Гадость страшная. Потому что посмеяться все посмеялись, а пересыпать соль и сахар на место никто и не подумал.