Леонид Лиходеев - Я и мой автомобиль

Шелковый старик застенчиво поморщился. Он, видимо, был идеалистом.

— Видите ли, — сказал он, переводя разговор в более изящную область. — Природа — храм, а человек в ней — жрец, соблюдающий священные ритуалы… Человек чутко слушает веления природы… Белке необходим друг или, соответственно, подруга, чтобы совместно вить гнездо и ожидать детей. Бельчат в данном случае.

— Это верно, — подтвердил парень, в тоне которого явно проступали басовые ноты вульгарного материализма, — у меня у самого, конечно, был кроль. Здоровый, как баран. Его пускали гулять с крольчихами. Так он взял и окотился.

— Потому что сезон подошел, — вставил остроносый.

— А я гак думаю, — пояснил обладатель белки, — сезон здесь ни при чем. Просто был он не кроль, а крольчиха. Потому и окотился.

«Нет, он определенно не идиот», — заметил я про себя.

— Видите ли, — мягко произнес шелковый идеалист, — кролики более других животных склонны… как бы вам сказать… Их трудно различить внешне…

Федор слушал, с великим почтением глядя на говорящих.

— Это верно, — сказал вульгарный материалист, — не куры все-таки с петухами. Или павлины.

— Павлинов я не разводил, — сказал востроносый, — условий нет. А вы хотите белку? Надо пару, чтоб не скучали.

— А где ее сейчас возьмешь? — спросил бывший беличий хозяин. — Тоже, посоветуете! Что он, идиот? Белку надо покупать в магазине. А го сунут ему с рук двух мальчиков или двух девочек — видно, человек еще неопытный…

Федор посмотрел на меня с испугом.

— Это верно, — сказал материалист в пирожке, — в одну клетку нельзя. Я читал, как дерутся олени или морские львы. Насмерть! Нет, нельзя в одну клетку.

— Сравнил! — сказал востроносый. — Это когда сезон. А когда не сезон — ничего.

— Все равно нельзя, — возразил материалист в пирожке, — не привыкнут. Зверь должен перво-наперво привыкнуть.

— Конечно, — сказал востроносый, — не человек все-таки. Ему сезон нужен. Человеку сезон не нужен, а зверю нужен сезон.

Приличный человек обиделся:

— Заладил — сезон, сезон! Я тебе в любой сезон животное приручу! Сезон — это для размножения важно, а без размножения…

— Как же без размножения? — удивился востроносый.

— А так! — отрезал приличный человек и, махнув рукою, ушел. Магазин открылся.

Я посмотрел на Федора испытующе. Отрок переваривал сведения, полученные у дверей магазина.

— Федя, как нам быть? Федор застеснялся:

— Так вы ж покупаете… Вот и решайте…

— Но это же для тебя все-таки. Ты снимаешь с себя ответственность. Это нехорошо.

— Дядя, — вздохнул Федор, чисто глядя в глаза. — Купим птичку. И выпустим на волю. Чего ей в клетке сидеть?

— Прекрасно, — сказал я, — тем более — весна. Мы приобретем певчего чижа. Я слыхал, будто чижи прекрасно поют.

— Чижи здорово поют, — согласился Федор, — у одного нашего малого есть кенарь. Он здорово поет.

Мы вошли в давку магазина и сразу увидели, что нам нужно. На клетке было написано: «Чиж-самец». Какой-то очень талантливый чиж пел, как соловей, — громко и вызывающе.

— Чижа решили? — спросил востроносый. — Ну, правильно!

— Вот этого пусть и выловит, — сказал приличный человек. Публика оживилась.

— Как же его выловишь?

— А его видно — вон тот, рябенький!

Продавщица, сухая старая женщина в железных очках и платке, накинутом на синий халат, усыпанный птичьим кормом, стояла возле вольеры безучастно, к чему-то прислушиваясь, может быть, к пению талантливого чижа.

— Вон тот, рябенький, — повторили в толпе у прилавка.

— Да нет, это не рябенький! Видишь, с зеленой головкой…

— Тоже сказал! Это реполов.

— Какой еще реполов? Реполовы в другой клетке.

— Ну, перелетел… Девушка! Нам надо того чижа — вот который чистится.

— Да этот не пел! Надо ему петь.

— Что же я — слепой?

Продавщица поправила платок, взяла сачок, сунула в вольер и наугад черпнула.

— Его самого! Вот точность! — одобрили у прилавка.

Несомненно, это был тот самый талантливый чиж, который пел соловьем. Чижи в вольере запищали, зачирикали и тотчас выделили из своей среды еще одного талантливого.

Продавщица осторожно порылась в сачке и вытащила оттуда маленькую птичку.

— Он!

— Не он. Тот остался! Слышишь — поет.

Теперь в вольере бесились штук пять талантов, среди которых скромно выделялся даже один гений. Гений мне не достался — было уже ясно. Старая продавщица ласково взяла чижиный клювик в рот. Чиж был напуган до смерти.

— Девушка! — закричали из-за прилавка. — Не сильно! Не сильно! Порциями поить надо! Вот так! Правильно!

— А кроликов поить нельзя, — сказал кто-то. — Им надо только смачивать морду.

— Птица сама пьет…

— Да?! А маленький голубь?

— Сравнил! Маленького чижа тоже родители поят…

Продавщица взяла кулечек, сунула туда затихшего чижа и стала загибать края кулечка.

— Дырки сделай! Девушка! Чтобы продувало! Он задохнется.

— Чиж никогда не задохнется. У него, знаешь, какие легкие?!

— Какие же у него легкие?

— А такие… Понял?..

Отрок Федор трепетно принял в руки кулечек. Черты лица индейского вождя приобрели ласковые формы, что вождям никак не пристало. А может быть, наоборот, именно ласка делает беспощадное лицо индейского вождя естественным, когда он принимает в руки живой, прямодушный, теплый комочек природы, которая не умеет хитрить.

Федор подышал в кулечек и взглянул на меня с мимолетной стеснительной признательностью, с благодарностью сурового мужа.

— А корм?! — загудели в толпе. — Корм забыли!

— В другом отделе корм!

И мы пошли вперед, увлекая за собою массы.

Бывают на свете отделы, где продают птичий корм по разрядам и видам крылатых потребителей. Там стоят ящики, и на ящиках написано: «Для чижа», «Для фламинго», «Для ястреба-стервятника», «Для птины Рокк». Для птицы Рокк продаются сушеные слоны и крокодилы, а для чижа — конопляные зерна.

Корму не было. Что же делать? — спросил меня Федор единым взором.

— Возьмите «Для канарейки», — загудела толпа.

— Возьмите!

— Ничего! Жрать захочет — выберет из канареечного, что ему надо.

Мне хотелось возразить, что, подсыпав чижу канареечного корма, мы обрекаем его на дополнительную деятельность. Я хотел объяснить, что время, отпущенное на пение, будет использовано чижом нерационально, поскольку часть времени, а может быть и все оно, уйдет на переборку корма. Я хотел предупредить, что чиж, поставленный в такие условия, то есть в условия натурального самообеспечения, может быть, вовсе перестанет петь или, по крайней мере, не споет своей лучшей песни, из-за которой он, собственно, и родился на свет. Я хотел сказать, что чиж, как ученый-специалист, должен быть использован эффективно.