Игорь Чубаха - Железная коза

– Спасай, – шепнул согласный только на женщину без генетических излишеств князь Кощубей секретарю, дрожа, как тварь дрожащая.

Шибко не по себе было Кощубею. Призраки сизыми голубями ворковали вокруг, недотыкомки. Тень отца Гамлета метнулась пересказывать позавчерашний телевизионный фильм ужасов. Вий, ища заводку, попросил закурить. Но аки змея по прошествии сезона сбрасывает кожу, колдун усилием воли отринул сонмы привидений и включил бортовой компьютер. Пи-пи-пи – побежали извилинами зеленые огоньки, выискивая оптимальный вариант ответа на вечный вопрос: «Что делать?»

Пурилис давно хотел попробовать себя на большой сцене, тщеславный, как депутат.

– Этот бокал, – громко сказал секретарь, – я поднимаю за здоровье молодых. Это мой первый тост.

Все вдруг зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась. Какой-то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Гости звонко чокнулись. Одоленьский на радостях осушил полный водки «Менделеев» полученный за первое место по плаванью в мутной воде кубок, да окажется наш волхв в полях вечной охоты в шкуре ондатры.

– Следующий бокал я поднимаю за виртуальную реальность. Это мой второй тост, – сказал секретарь громко. – Больше тостов не будет. Эй, Боян Корытыч, тебе сигареты «Магна» оптом по цене розницы не нужны?

Гости чокнулись. Копчик осушил. Пользуясь моментом, колдун выскользнул из зала, как сквозняк.

В коридоре никого не было. Только верноподданно маялся на посту у дверей номер пять часовой. Кудахтнулось в стороны и снова сшиблось лбами эхо торопливых шагов.

– Занято, – сочувственно объявил часовой колдуну и был превращен в топор. Возможно, оставшуюся после фокуса вдову и троих детей обрадует, что из супруга получился не какой-нибудь лапотный, а высоколегированный топор канадских лесорубов марки «Бош».

Князь скользнул внутрь, нанес с плеча два лихих удара по женским черепам: ХРУСЬ-ХРЯСЬ. Какой интересный звук получился! Словно зимой по свежему снегу. (Соню – чтобы без свидетелей), наспех посрывал драгоценности, имитируя ограбление, выбежал на двор, перепрагнул через отмокающего в луже сантехника, спрятал камушки, чтоб не промочить, под лежачий камень, топор забросил в Днепр-Славутич с громким «плюх!» и вернулся к народам. Руки в кровище по локоть.

Каким-то образом народы в зале уже знали о внезапной кончине девицы Мутузы Гудроновны. И пили за упокой. А может, причиной повальной грусти послужила только что исполненная песенка секретаря:

– Тост номер два, – скомандовал Дрочилис, принимаясь платочком вытирать брызги крови с лица любимого владыки. Свое обещание – не говорить больше тостов – он, как видите, сдержал, хотя злобные незнатные жрецы и предсказывали ему безвременную кончину по истечении гарантийного срока годности батарейки «энерджайзер» в розовом зайчике, да подарит музыканту богиня счастья и удачи Доля доброго инвестора.

Дворцовый интриган Копчик Одоленьский понял, что не удалось окрутить князя с собственной дочкой, что зря согласился купить партию крупы, скрипнул зубами, сплюнул в сердцах и начал приставать к парочкам, предлагая «троеборье».

В конце праздника он пьяно хныкал в углу, бубнил: «А вы знаете, как тяжело, когда некуда больше идти?» – и утешался тем, что отныне будет знать, почему в три часа ночи дочери все еще нет дома.

После бала Кощубей резко переменился. Он превратился в домоседа. Намеки на возможные приключения вызывали в нем одну лишь досаду. Отсутствие намеков – подозрение. Отныне князящего колдуна с внешним миром соединяла тонкая ниточка – этой ниточкой был Пурилис.

– Вот была у нас княгиня... – слегка заплетающимся языком промямлил Пурилис.

– Это такая пышная блондинка? – заволновался верховный жрец-волхв Одоленьский.

– Нет. Пышная блондинка – это Чичелина.

– Тогда такая высокая-высокая? – мечтательно закатил глаза культработник.

– Нет, это статуя Свободы.

– Тогда не помню, у меня склероз. Не понимаю, чему вы радуетесь?

Описываемая сцена совершенно не напоминала выдающуюся картину «Три богатыря».

– А что поделывает наш любимый князь? – не без профессионального интереса в продолжение темы спросил Баян Корытыч у секретаря, протягивая оному стакан виски домашнего изготовления. Обмывалась покупка жрецом зерна.

«Кабы не я, – мелькнула секретная мысль у журналиста, – фиг бы этот выскочка княжествовал».

«А ведь не окажись я рядом, – посетила гаденькая мысль верховного жреца, – Кощубей мог не попасть на трон».

«Обана! – вдруг тюкнула крамольная идея Пурилиса. – Не случись я под рукой, другие бы нынче вензели на монетах чеканились».

– Да. Не собирается ли наш глубокоуважаемый владыка сделать для родного города что-нибудь полезное? – Верховный жрец вручил собутыльнику банан на закусь. – Например, повысить жалование служителям культа?

Пережитое горе крепко сказалось на внешних данных главного мутотеньского ксендза. Морщины расправились, прекратилось старческое слюнонедержание, и весь он как бы распрямился, приосанился. Ведь не зря в день, когда он родился, было великое смятение на небе и в душе соседа.

Троица расположилась под грибком детской песочницы. Стараниями ЖЭКа грибок был выкрашен в сомнительный цвет, ассоциирующийся с отпечатком губной помады на окурке. Стараниями дворовых собак и кошек песок приобрел тот редкий оттенок, который вызывает спазмы зависти у женщин, мечтающих, чтобы их называли «пепельными блондинками». Кончалось виски «Сизая лошадь», денег ни у кого не осталось (во всяком случае все трое в этом поклялись здоровьем горячо любимого шефа), настроение было препаршивейшее. Словно богиня печали, слез и сожаления Деля выкрала у них аптечку, порезал ремни безопасности, а затем расставила на пути восемнадцать гаишников.

Не в кайф было Пурилису. Вернее, равномерно благодушное состояние души периодически прерывалось приступами неконкретной тревоги, как прерывается рекламными паузами любимый фильм. В сумрачные минуты наведывались вопросы типа «Кому все это надо?», «Где зарыта собака?», «А был ли мальчик?». Хотелось зажмуриться, свернуться калачиком и сосать указательный палец. Даже великий Айгер ибн Шьюбаш, окажись в подобной ситуации, ничего бы не смог посоветовать, а только бы сказал: «Зажмурься и соси палец». Ведь по Зодиаку секретарь был Козерогом, а сие значило, что где-нибудь, когда-нибудь рога-то ему поотшибают.