Дэвид Лодж - МИР ТЕСЕН

Тот, продолжая улыбаться, покачал головой:

«Je m'appelle Eugenides, — сказал он. — Negotiant de Smyrne. Goûtez la marchandise, je vous prie» [66] 1 «Меня зовут Евгенидис, я купец из Смирны. Пожалуйста, попробуйте моего товара» (фр.). .-Раскрыв ладонь, он предложил Персу горсть сухих ягод коринки.

— Ради всего святого, — умоляющим голосом сказал Перс, — объясните, что здесь происходит.

— Кажется, это называется уличный театр, — сказал Тардьё на безупречном английском. — Но ведь об этом написано в программе конференции.

— Какой конференции? — спросил Перс. — Видите ли, я только что приехал в Лозанну.

Француз с минуту смотрел на него, а потом закатился громким смехом.

Тардьё предложил Персу спуститься на фуникулере к озеру и отужинать в портовой таверне: там подавали местного улова рыбу и сухое белое вино. В соседней пивной кто-то тренькал на мандолине — уличная мистерия добралась до самых отдаленных концов Лозанны.

— каждые три года вестник «Наследие Т. С. Элиота» проводит международную конференцию в местах, связанных с жизнью и творчеством поэта, — объяснил Персу Тардьё. — В Сент-Луисе, Кембридже, штат Массачусетс, Лондоне; прошлый раз она была в Ист-Кокере [67] 1 Т. С. Элиот родился в Сент-Луисе; в Кембридже находится Гарвардский университет, где он учился; в Лондоне он жил и работал; в Ист-Кокере (деревня в Сомерсетшире, откуда его предок Э. Элиот в середине XVII в. отправился в Америку) он похоронен. -нас еще долго будут помнить в этой маленькой очаровательной деревеньке. В нынешнем году подошел черед Лозанны. Как вы, наверное, знаете, Элиот написал здесь первую редакцию «Бесплодной земли» — в этом городе, зимой с двадцать первого на двадцать второй год, он лечился от нервного расстройства.

— «У вод леманских сидел я и плакал…»-процитировал Перс.

— Точно. На мой взгляд, причиной его душевного кризиса стало неприятие собственной гомосексуальности… В принципе я против биографического истолкования истоков художественного текста, но моим друзьям удалось уговорить меня принять участие в этой конференции, куда я, по дороге домой, приехал из Вены. Должен сказать, что идея разыграть сцены из «Бесплодной земли» на улицах Лозанны оказалась весьма плодотворной. И не менее забавной.

— А кто актеры? — спросил Перс.

— В основном студенты местного университета, а также добровольцы из участников конференции вроде меня и — кстати, вот она — Фульвии Морганы. — Мишель Тардьё кивнул в сторону рыжеволосой женщины с римским профилем, одетой в черное обтягивающее платье с блестками: она сидела за столом в компании невысокого мужчины еврейской наружности. — «Белладонна, Владычица обстоятельств». А рядом с ней профессор Готблатт из Пенсильванского университета. Вам не кажется, что у него несколько затравленный вид?

Услышав имя «Фульвия», Перс, сам не зная почему, вдруг вспомнил о Моррисе Цаппе.

— А Моррис Цапп тоже участвует в конференции? — Нет. Его на прошлой неделе ждали и на конференции по нарративу в Вене, но он не приехал. И стал, так сказать, субъектом задержки действия [68] 1 Термин В. Шкловского. , кстати, до сих пор не проясненной — сказал Тардьё. — А вы, молодой человек, что вы здесь делаете, если ничего не знаете о конференции? — Я ищу одну девушку — ответил Перс. — Ах да, помню, помню, — вздохнул разочарованно Тардьё. — Вот и мой ассистент, Альбер, вечно искал девушку. Ему, правда, было все равно, какую. Неблагодарный мальчишка — пришлось его уволить. Но иногда мне его не хватает.

— Девушка, которую я ищу, должна быть на этой конференции, — сказал Перс. — Где проходят заседания? В котором часу вы начинаете завтра?

— Увы, конференция уже завершилась» — воскликнул Тардьё. — Всё кончено. Уличный театр — это заключительное мероприятие. Завтра мы разъезжаемся.

— Что?! — Перс вскочил в смятении. — Тогда я должен срочно ее разыскать! Где мне найти список местных гостиниц?

— Но гостиниц здесь сотни, друг мой. Так вы девушку не отыщете. Как ее зовут?

— Скорее всего вы ее не знаете — она лишь недавно окончила университет. Зовут ее Анжелика Пабст. — Я прекрасно ее знаю.

— Не может быть! — Перс снова сел за столик.

— Почему не может? В прошлом году она посещала в Сорбонне мои лекции.

— Так она участвует в этой конференции?

— Участвует. Сегодня она была гиацинтовой невестой. Помните?

Ты преподнес мне гиацинты год назад, Меня прозвали гиацинтовой невестой.

— Помню, помню, — нетерпеливо закивал Перс. — Я хорошо знаю поэму. Где мне найти Анжелику?

— Она прохаживалась по улицам в длинном белом платье, держа в руках охапку гиацинтов. Очень недурна, если вам нравится подобный тип чуть перезрелой женской красоты.

— Мне нравится, — сказал Перс. — Вы не знаете, в какой гостинице она остановилась?

— Наши швейцарские хозяева с присущей им любовью к порядку выдали всем список гостиниц, в которых проживают участники конференции, — сказал Тардьё, вынимая из нагрудного кармана сложенный листок бумаги. Проведя пальцем по списку, он сказал: — Вот, пожалуйста. Пабст А., мадмуазель. Пансион «Бельгард», улица Гран-Сен-Жан.

— Где это?

— Я вас провожу, — сказал Тардьё, жестом попросив у официанта счет. — Довольно скромное жилье для того, кто имеет такого богатого папочку.

— Вы об отце Анжелики?

— Насколько мне известно, он является исполнительным управляющим одной из американских авиакомпаний.

— А вы хорошо знаете Анжелику? — спросил Перс французского профессора, когда они поднимались на фуникулере в город.

— Не очень. Она пробыла в Сорбонне год как аспирант-соискатель. На лекциях обычно сидела в первом ряду, пристально глядя на меня сквозь очки в массивной оправе. При ней всегда были блокнот и авторучка, но я ни разу не видел, чтобы она хоть что-нибудь записывала. Сказать по правде, меня это

несколько задевало. Как-то раз, выходя из аудитории, я остановился перед ней и спросил с улыбкой: «Простите, мадмуазель, вы посещаете уже седьмую из моих лекций, но блокнот ваш остается чистым. Неужели я не произнес ни слова, достойного быть записанным на бумаге?» И знаете, что она ответила? «Профессор Тардьё, самое сильное впечатление на меня производит не то, о чем вы говорите, но то, о чем вы храните молчание — идеи, моральные принципы, любовь, смерть… В этом блокноте — она пошелестела его чистыми листами — запечатлена ваша глубокомысленная недосказанность, vos silences profondes». Кстати, по-французски она говорит великолепно. Я отошел от нее, сияя от гордости. Правда, позже мне пришло в голову, что она просто надо мною смеялась. А вы как думаете?

— Я затрудняюсь что-либо предположить, — сказал Перс, вспомнив замечание, сделанное Анжеликой в Раммидже: «С профессорами надо обращаться бережно. Немного лести тоже не помешает».-Он спросил Тардьё, не знает ли он ее сестру.