Симон Кармиггелт - Несколько бесполезных соображений

«Вот там я ее и выкурю», — решил он и целеустремленно двинулся в путь. Всю дорогу он прикрывал грудь рукой, защищая сигару на случай столкновения с не в меру торопливым встречным прохожим, а когда гардеробщик в читальне велел ему снять верхнюю одежду, он высвободился из своего видавшего виды пальто с величайшей осторожностью.

В читальне и правда были хорошие стулья и приятная температура. Блеекманс взял из шкафа толстую книгу и, удобно усевшись, раскрыл ее. Поскольку это оказался том энциклопедии на букву «Г», он, с трудом по слогам складывая слова, прочитал статью о Гран-Чако, [25] Равнина в центре Южной Америки подивился на сорок тысяч индейцев, живущих там по берегам рек, и постепенно пришел в достаточно блаженное расположение духа, чтобы приступить к сигаре.

Золотой поясок он срывать не стал. С величайшим тщанием откусил кончик сигары и подул в нее. Потом, желая продлить удовольствие, медленно достал спички.

— Менеер, — услышал он вдруг, — здесь курить запрещается.

Блеекманс покраснел и извинился перед местной блюстительницей порядка. Он снова укрыл сигару в нагрудном кармане, спрятал и спички. Куда теперь? Он еще немного посидел, погруженный в мечты, услышал вдали протяжный вопль паровоза и вдруг вспомнил про зал ожидания на вокзале. Да, конечно, это то, что нужно. Туда тоже пускают задаром.

Именно потому, что он чувствовал себя так неуверенно в читальне — этом прибежище высоколобых, — он не решался сразу встать и уйти. Дочитал до конца о Гран-Чако и стал прогрызаться сквозь биографию кардинала Гранвель, [26] Гранвела, Антуан Перрено де (1517–1586) — накануне Нидерландской буржуазной революции советник испанской наместницы Маргариты Пармской но, дойдя до Кровавого совета, [27] («Совет о беспорядках» (в народе — Кровавый совет) — чрезвычайный суд, учрежденный герцогом Альбой для расправы с мятежниками расстроился и захлопнул книгу.

— Разрешите подать вам пальто? — спросил гардеробщик.

— Буду очень благодарен, — ответил старик.

Опасаясь, как бы во время этой процедуры не придавить сигару, Блеекманс положил ее на столик и сунул руки в рукава пальто.

— О, большое вам спасибо, — сказал служитель, — сигара — высший класс. Выкурю ее с толком, на свободе.

И он осторожно сунул сигару во внутренний карман.

Меня послали в одно государственное учреждение за материалом, за которым редакция моей газеты охотилась уже давно. Обойдя пять комнат, не имевших отношения к делу, я наконец оказался у нужного окошка, за которым человек тридцать обоего пола что-то писали, всем своим видом изображая кипучую деятельность.

— Ну да, вы уже не первый раз обращаетесь за этим материалом, не так ли? — сказал чиновник, подошедший, чтобы выслушать мой вопрос. — Что ж, он почти готов. Осталось только эпибрировать. Так что заходите на той неделе…

— Хорошо, — сказал я и отправился восвояси.

Но, идя по коридору, я задумался: что же это за термин такой — эпибрировать? Апробировать, визировать, координировать — такое я слышал, но слово «эпибрировать» было мне совершенно незнакомо. Я представил себе разговор, который сейчас произойдет у меня с моим шефом. «Ну, где же материал?» — «Его еще должны эпибрировать». — «Это еще что такое?» — «Понятия не имею»… Я буду выглядеть дурак дураком. Хотя слишком явно обнаруживать свое невежество всегда неприятно, я после непродолжительной внутренней борьбы вернулся и вошел прямо в зал. Тридцать пишущих все как один отложили в сторону свои административные перья и благожелательно воззрились на меня.

— Да, менеер, что вам угодно? — спросил тот самый чиновник.

— Я хочу узнать, — через силу выговорил я, — вы только что употребили слово «эпибрировать»… Наверное, мой вопрос покажется вам глупым, но что, в сущности, это значит?

Ропот одобрения пробежал по рядам, и тот самый чиновник тоже выглядел немного взволнованным; он схватил меня за руку и произнес:

— Воистину, менеер, это достопримечательная минута.

— Почему?

— Потому что вы спросили, что это значит. А это не значит ничего. Это просто слово. Я сам его придумал. Однажды у нашего окошечка появился надоедливый посетитель, он приставал к нам, чтобы мы поторопились с вопросом, решение которого требовало времени. Я сказал: «Менеер, вы совершенно правы, но дайте нам еще недельку, дело надо эпибрировать». Слово родилось у меня само собой, от полноты душевной. Подействовало оно великолепно: посетитель успокоился и ушел.

Это слово скоро стало незаменимым. Ибо оказалось, что оно бывает кстати в любой мыслимой ситуации. «Нет, менеера Фредерикса нет на месте, сегодня он всю вторую половину дня занят эпибрацией». В ответ посетитель говорит «а-а» и смиряется, неохотно, но почтительно. Полезно бывает дать непосвященному папку с делом и сказать: «Будьте добры, проэпибрируйте это». В таких случаях лицо, получившее папку, удирает и делает с ней что-то такое, что, по его ощущению, наиболее близко соответствует смыслу этого завораживающего слова. Однажды, — рассказывал чиновник, — мы даже поставили на стол к одному из наших высших начальников коробочку с губкой и написали сопроводительную записку: «Не будете ли Вы так добры лично проэпибрировать дырочки на этой губке?» На следующее утро начальник, интеллигентный человек, имеющий ученую степень, написал на той же записке: «Губку исследовал, все в порядке». Как видите, он поступил осмотрительно. Умолчал о своем неведении, но и не попался на эпибрацию.

Я высказал свое глубочайшее почтение к философским основам этого эксперимента и был уже у двери, когда чиновник окликнул меня:

— Менеер… я, конечно, не претендую, но все-таки это мое изобретение… в общем, нельзя ли взять меня на заметку в смысле какой-нибудь премии или чего-нибудь в таком роде?

— Я выясню.

— А как я узнаю ответ? — спросил он, сгорая от нетерпения.

— Ждите, — сказал я. — Я буду вас эпибрировать.

Симпатичные люди эти Флоодорпы, но, после того как мы с женой просидели у них два часа, я все-таки подумал, что где-нибудь в другом месте было бы веселее. Меня стало грызть жгучее беспокойство. Мне казалось, что именно сегодня вечером во всех винных погребках происходят какие-то особенные вакханалии, а я в это время столь бездарно трачу здесь часы своей и так уж слишком короткой жизни. Серебристый колокольный перезвон поплыл по комнате: настенные часы возвестили, что уже одиннадцать — последнее предупреждение! Если мы еще засидимся, всякая надежда приятно закончить день будет потеряна — везде уже будет закрыто. Надо постараться как можно скорее выбраться куда-нибудь в другое место, но каким образом? Ведь Флоодорпы всегда пресекают попытки ретироваться, восклицая: «Как, вы уже уходите?» — и притаскивая из кухни все новые виды пирогов и печенья.