Алекс Сидоров - Люфтваффельники

— Помозговать надо, товарищ полковник! Но, ничего невозможного нет! Только, я так думаю, надо скважину бурить и насосы ставить и бочку от вагона, чтобы воды побольше…

Серега не успел закончить мысль, как полковник Волченко со слезами сердечной благодарности и нескрываемой радости на лице крепко пьющего человека бросился обнимать своего спасителя. Еще бы?! Карьера военного и сытое будущее были благополучно спасены.

Вскоре работа по созданию водокачки непосредственно за штабом училища закипела. Стоит особо отметить, что все было сделано «своими руками» и «за счет внутренних резервов». Кстати, в армии почти все делается своими руками и за счет внутренних резервов — и пробурена скважина до водоносной жилы и установлены трубы, «погружной» насос и огромный резервуар. Схему «автоматического управления» спаял Серега Филин фактически на своей коленке из старых запчастей, найденных на аэродромной свалке.

Единственное, что сделала внешняя организация — приехали лаборанты из санэпидемстанции взять пробу воды для анализа на пригодность к использованию в пищу. Всё!

И всем стало хорошо! В училище появилась вода! Курсантскую столовую больше не лихорадило — завтраки, обеды и ужины четко по графику и распорядку дня! Баня в полном объеме и т. д. и т. п. Все довольны и счастливы. А курсант Филин мановением волшебной палочки взлетел в наивысшие эшелоны училищной власти и входил в кабинет свирепого зам. по тылу, открывая дверь ногой и не вынимая рук из карманов. В училище ВВС наступили умиротворение и всеобщая гармония!

Но однажды… впрочем, судите сами.

Стандартная картина возле штаба училища: Зам. по тылу слегка пьяный и вечно раздраженный полковник Волченко не стесняясь в выражениях, регулирует капитана Хорошевского — командира нашей 4-й роты (недавно вышедшего с продолжительного больничного после перенесенной «желтухи» — гепатита). Мимо равнодушно дефилирует курсант Филин. Причем, проплывает по траверсе в полной прострации — на офицеров ноль внимания, фунт презрения.

Командир роты, дабы слегка передохнуть от продолжительной процедуры пассивного секса в самой извращенной форме, делает замечание курсанту Филину "за не отдание воинской чести", лелея смутную надежду переключить внимание бесноватого полковника на нерадивого курсанта.

Серега Филин, не испытывая даже намека на благоговейное почтение и попытку перейти на строевой шаг, подходит к зам. по тылу, протягивает ему ручку и глаголет.

— Здравствуйте, товарищ полковник!

Услышав в ответ ласковое: «Здравствуй, Сережа!» из уст грозного зам. по тыла, курсант Филин абсолютно спокойно продолжил путь по своим делам.

Чуть позже в казарме, экстренно построив 4-ю роту, не в меру раздраженный капитан Хорошевский орет на курсанта Филина дурным голосом.

— Что за ёпт? Я — командир роты, стою перед полковником в позе "бегущего египтянина" — на низком старте, раком, с задранным халатом и с оголенными гениталиями! А какой-то курсантишка, шлындает мимо, не вынимая рук из карманов… Что за блядство, етить твою…

Невозмутимый по жизни Серега Филин, прекрасно осознавая, что командир роты находясь на больничном многое пропустил из последних событий и слегка не в курсе новой иерархии в стенах училища, абсолютно спокойно выдает на потеху себе и всей курсантской братии.

— Должность у Вас такая, товарищ капитан — раком стоять! Вы — командир роты, а я — начальник водокачки!

Капитан Хорошевский смутно осознавая, что тут «что-то не так» но, не желая сдавать свои позиции и остатки авторитета, тупо закусил удила и, заглушая обидные смехуечички из монолитного строя курсантов гневно кричит.

— Сгною в нарядах, сучонок! Старшина, поставил Филина в сегодняшний караул на пост № 1 — на знамя! Вот так! Ну что скажешь, умник?

— А может не надо, товарищ капитан?

— Ага, испугался?! То-то! Старшина, А когда сменится, еще пять раз на тумбочку! И так будет с каждым, кто…

— Смотрите сами, товарищ капитан, Вам же хуже будет!

Тихо буркнул Серега Филин, сохраняя олимпийское спокойствие.

p. s. Курсант Филин простоял на посту ровно 5 минут, пока выходящий из своего кабинета в штабе училища ВВС зам. по тылу не увидел "свою надежду» и фундамент "относительно благополучного существования" с оружием в руках, подпирающего пост № 1.

Как только полковник Волченко добрался до первого телефона, спокойная жизнь и чувство удовлетворенности от сладкой мести для командира 4-й роты кануло в небытие.

Ибо, капитан Хорошевский за время, украденное из его бестолковой жизни коварной «желтухой» и проведенное под капельницей на койке в окружном госпитале, забыл чуть ли не главное золотое правило любого лизоблюда и чинодрала: «Держи нос по ветру …или штаны приспущенными!»

p. p.s. В результате, еще не успела раскаленная от смачного мата телефонная трубка выпасть из рук зам. по тыла и мирно упокоиться на рычагах аппарата, как в караул на пост № 1 заступил чуть ли ни сам командир 4-й роты капитан Хорошевский, подменяя САМОГО ВАЖНОГО ЧЕЛОВЕКА в училище ВВС — начальника водокачки!»

А почему!

Да потому, что без воды и ни туды и ни сюды!

— это, во-первых!

Если хочешь быть

На хорошем счету

И к начальству близко

Держи задницу высоко!

А голову — низко!

— это, во-вторых!

Витя Копыто ворвался в роту как реактивный истребитель, как метеор, обгоняя грохот своих собственных тяжеленных армейских сапог, замечу, что — легендарных сапог — по 6-ть металлических подковок на каждом. Он оставил за собой широко распахнутую входную дверь и снесенную напрочь тумбочку дневального, причем, снесенную вместе с дежурным по роте, который беспомощно барахтался на полу, придавленный этой громоздкой тумбочкой.

Шум был такой, будто обвалился потолок во всей казарме, и не иначе как вместе с межэтажными перекрытиями. Все курсанты хаотично побросали насущные воскресные дела и, поддавшись общей панике, бросились в центральный коридор, чтобы срочно покинуть разрушающееся здание, но натолкнулись на взъерошенного и крайне возбужденного курсанта Копыто. Витя остановился на «взлетке» — центральный коридор, и заорал дурным голосом.

— Мужики! Агдам! АГ-ДАМ! АГ-дам! Аг-ДАМ! АГДАМ! АГДАМ!

Он прыгал на месте, топал ногами, закатывал глаза, рвал на себе гимнастерку, заламывал руки, слюна летела в разные стороны. Ребята обступили орущего благим матом Витьку и загалдели, пытаясь перекричать Копыто, друг друга и самих себя.

— Какой Адам?

— Кому как дам? За что?

— Дам! Что?

— Давай!

— АКа? Чей АКа?

— Дамы?! Какие? Где дамы?

Шум стоял невообразимый. Витя Копыто видя и осознавая, что его не понимают и наша общая реакция на его судьбоносное и эпохальное известие абсолютно неправильная, тоесть — не совсем такая, какая должна была бы быть, тогда он взял себя в руки и перестал судорожно биться в истерике, вдохнул воздуха поглубже и заорал, что было дури.