Алекс Сидоров - Люфтваффельники

Безобидный детский стишок в исполнении 5-летнего сынишки нашего инструктора по автомобильной подготовке, типа:

…люблю повеселиться, особенно, пожрать!

двумя-тремя буханками в зубах поковырять…

как нельзя лучше, характеризовал любимое времяпрепровождение братьев Тутаевых.

Учеба братьям Тутаевым давалась достаточно легко, головы у них были светлые, мозги жиром не заплыли, а вот «физо» было настоящим кошмаром и ежедневной изощренной пыткой. Вид двух огромных аутсайдеров, которые ежедневно жалко прятались в чахлых кустиках декоративной акации поджидая, когда 4-я рота наконец вернется, добежав до «дальней точки» стандартной дистанции, в наивной надежде, что их не заметят. Замечали, стыдили, наказывали. Две «горы мяса» регулярно стояли перед строем роты, стыдливо краснели, трогательно и жалобно вздыхали, но пробежать утреннюю дистанцию наравне со всей ротой не разу так и не смогли.

Как только их не драли на занятиях по физической подготовке?! Как их не дрючили на утренней зарядке?! Что с ними только не делали — занимались дополнительно, индивидуально, применяли различные заумные авторские методики, все бесполезно.

Забегая вперед, могу сказать, что братья Тутаевы выпустились из военного училища так и не научившись подтягиваться на перекладине ни одного раза. Не дано поднять такую массу, взять и оторвать ее от земли, не дано! Нет, не дано!

«Папаша Мюллер», наивно взявшись сделать из братьев Тутаевых гармонично развитых атлетов, в сердцах бросил начатое на первом же «персональном» занятии. А чего Вы хотели, если Тут сразу же безнадежно застрял в «окне» на полосе препятствий, перед этим позорно свалившись в бетонный ров с водой. А Там — тоже предварительно свалившись в тот же самый ров с водой (не смогли братаны перепрыгнуть ров с разбега… нужную скорость никак не набрали), затем Там, поднявшись по вертикальной лестнице, не смог встать в полный рост на «взорванном мосту»! И чего «папаша Мюллер» только не делал — и сам показывал многократно, ругался матерно и страшно, уговаривал ласково и нежно, даже угрожал немедленно отчислить из училища по профнепригодности… бесполезно! Никакие попытки вразумить «ушедших в творческий ступор» курсантов Тутаевых не возымели волшебного действия.

Вернув безнадежных братьев Володе Нахрену (командиру 4-й роты) «папаша Мюллер» ушел думать о смысле своей бездарной жизни (по слухам — в глубокую депрессию и в продолжительный запой).

А капитан Нахрен, мрачно прогуливаясь перед двумя мокрыми по ватерлинию — «по яйца» то есть, громилами, замершими по стойке «смирно», пришел к замечательному и единственно-верному (как ему тогда казалось) решению.

— Приказываю срочно похудеть! Никаких посылок из дома и никакого «чепка» — буфета! Увижу жующими, сгною в нарядах, все понятно?! О вас же забочусь, троглодиты ходячие! Вы же в отпуск однозначно не поедете, т. к. банально не сдадите «физо»?! Чего не ясно?! Папу с мамой увидеть не ходите, да?! Не соскучились по папе с мамой?! Ась?! Не слышу?!

Браться Тутаевы молча и синхронно вздохнули с откровенно жалким видом и безнадежным выражением одинаковых лиц. Ротный расценил этот вздох, как полное согласие с его «генеральной линией».

— Все, решение окончательное, обжалованию и даже малейшей попытке обсуждения, не подлежит! С этой минуты ничего, кроме рациона в столовой, не жрать!

Для братанов это «варварское» распоряжение командира было равносильно смертной казни. Они были готовы безропотно отсидеть в отпуске целиком и полностью, беспросветно и без малейшей надежды высунуть нос за периметр колючей проволоки, но остаться без продуктов питания?! Это… это… это негуманно! Вот!

Тем не менее, получив приказ командира ограничить себя в еде, парни продержались героически долго — почти полчаса. Когда капитан Нахрен зашел в училищный буфет прикупить сигарет, то первого кого он там увидел, был один из братьев Тутаевых, Тут или Там, не важно. Ему (одному из братьев, в смысле) выпал опасный жребий, и он воровато оглядываясь обильно затаривался свежими шпандориками и огромным кульком конфет — батончиками.

Так как брат Тутаев был в единственном лице то, возмущенный «таким законченным безобразием» Володя Нахрен, не мудрствуя лукаво, влупил ему свое стандартное наказание.

— Курсант Тутаев!

— Я!

— Пять нарядов!

— Есть!

Начислив достойное вознаграждение за невыполнение монаршего командирского приказа, капитан Нахрен спокойно занялся насущными делами.

Вечером того же дня, перед тем как убыть со службы домой, ротный, проходя мимо тумбочки дневального, обнаружил там грустного курсанта Тутаева, который (как ни странно) даже ничего не жевал. Удовлетворенный увиденной картиной, офицер решил посетить туалет, чтобы не тащить домой груз ненужных проблем. Зайдя в ротную уборную, капитан с некоторым удивлением обнаружил в ней дневального по роте — опять же курсанта Тутаева, который весьма бодренько совершал плановую приборку.

Поскольку братья Тутаевы были абсолютно неразличимы, как будто отпечатанные на ксероксе, то Нахрен неожиданно поймав себя на крамольной мысли, что скорость курсанта Тутаева должна быть намного быстрее звука не иначе, чтобы вот так молниеносно обогнать командира роты и оказаться в туалете раньше его. Володя Нахрен некоторое время тупо молчал, наблюдая за работающим курсантом, тщетно пытаясь вспомнить имя «преступника Тутаева». В результате не обнаружив явных идентификационных признаков, позволяющих однозначно определить который из братьев в данный момент наводит уборку в туалете, капитан Нахрен выдал сакраментальную фразу.

— Так, курсант Тутаев! Ну-ка отвечай быстро! Это ты?! Или твой брат?!

— Я! Конечно же, я!

— Ага! Вот ты то мне и нужен! Пять нарядов отстоишь через день, чтобы неповадно было приказы командира игнорировать! Поспишь поменьше, поработаешь побольше, глядишь и похудеешь между делом?! Мало покажется, еще начислю, все понятно?! А теперь, иди давай отсюда, не мешай командиру о делах насущных думать!

Выгнав курсанта Тутаева из туалета, ротный неспеша «подумал» некоторое время о делах насущных и задачах нерешенных, а также о дерзновенных планах на будущее и с чувством глобального удовлетворения от качественно выполненного долга, двинулся в сторону дома. Проходя мимо тумбочки дневального, он подозрительно прищурил глаза и погрозил указательным пальцем дневальному Тутаеву, образцово вскинувшему руку в воинском приветствии и постаравшемуся максимально втянуть свой объемный живот хотя бы в пределы, визуально ограниченные поясным ремнем.

— Курсант Тутаев!

— Я, товарищ капитан!

— Так это все же ты или брат?! Только честно!