Семен Нариньяни - Рядом с нами

— Обманщик!

— А сама-то ты лучше?

И вот, когда супруги рассорились окончательно, Константин Николаевич Костетский пришел в комсомольскую организацию МГУ.

— А знаете ли вы, что Михаил Пиков венчался в церкви?

Константин Николаевич сделал свое запоздалое заявление не для того, чтобы помочь комсомольцу Пикову осознать свои ошибки. Действиями Константина Николаевича, к сожалению, руководили другие, менее красивые соображения: тесть просто-напросто мстил своему зятю за развод. Комсомольцы юридического факультета очень внимательно разобрались в деле Пикова и решили исключить его из организации. И хотя решение комсомольцев было суровым, Костетского оно не устраивало.

— Нет, я не оставлю этого так, — сказал он. — Я добьюсь своего. Сначала я отберу у Пикова комнату, а потом испорчу ему будущее.

С этим Константин Николаевич и пришел к нам в редакцию.

— Помогите мне исключить Пикова из университета. Это конченый человек.

— Почему же конченый? Этому человеку всего двадцать два года. Его вина, конечно, велика, но он может еще разобраться в своих заблуждениях, прочувствовать их и снова стать честным, правдивым человеком.

Но тесть не верил в исправление зятя.

— Кривая душа, — говорил Константин Николаевич про Михаила. — Он принял таинство церковного брака, будучи членом комсомола. Где же его принципиальность?

Кстати, о принципиальности. Три года назад два молодых человека пошли на сделку с собственной совестью. А родители этих молодых людей, вместо того чтобы быть своим детям настоящими воспитателями и наставниками, предстали перед ними в роли обывателей. Константин Николаевич сначала благословил будущих молодоженов на первый ложный шаг, а потом толкнул на второй и третий. Молодые люди только-только вступали в жизнь, а родители учили их кривить душой. И научили.

Константин Николаевич оказался плохим отцом и тестем. И вот сейчас коммунист Костетский, врач по образованию, ходит и произносит обвинительные речи.

Нет, уважаемый Константин Николаевич, вы зря рядитесь в тогу прокурора и ищите кривую душу в других. Михаил Пиков и Аня уже наказаны. И вам сейчас самое время сесть и подумать о своей собственной честности и принципиальности.

1952 г.

Настроение у организаторов концерта было неважным: первая гастроль ансамбля песни и пляски ЦДКЖ — Центрального дома культуры железнодорожников — в городе Буе прошла при полупустом зале. А полупустой зал — это полупустая касса.

— Вы как хотите, — сказал на следующий день артистам директор клуба железнодорожников Туганов, — а я вторую гастроль ансамбля решил отменить. Давайте в целях увеличения кассового сбора устроим сегодня вместо концерта футбольный матч Москва — Буй. От Москвы выступает ЦДК, от Буя — «Локомотив». Жители города читают на афише ЦДК, думают, что это команда мастеров, и валом валят на стадион.

— С чего же зритель повалит валом? — усомнились артисты. — Команда мастеров — ЦДКА, а мы ЦДКЖ.

— Это обстоятельство учтено, — сказал директор, — мы напишем на афишах крупно «ЦДК», а рядом мелко поставим «ж». Пока зритель разберется, что к чему, билеты будут уже распроданы.

— Нет, я против такого матча, — попробовал запротестовать начальник ансамбля Алешин. — Мы и в футбол-то играть не умеем!

— Не верю! — отрезал Туганов и, обратившись к артистам, добавил: — А ну, поднимите руки, которые умеют!

Ни одна рука не поднялась.

— Жалко, — сказал Туганов, — а я бы неплохо заплатил.

Пои этих словах вперед вышел трубач оркестра Ряхов. Трубачу хотелось сказать «нет», а он сказал "да".

— Значит, сможешь?

— Господи, для меня футбол — раз плюнуть! — ответил, не моргнув, бойкий трубач.

— Следующий!

Вперед вышел лирический тенор Казаков, человек с брюшком и одышкой.

— Я играл, по только очень давно, в детстве, — сказал, краснея, тенор.

— Кем играли?

— Ну, этого, как его… — начал вспоминать тенор, — ну, того, который в свои ворота мячи забивает.

— Чудесно! — сказал Туганов. — Центр полузащиты у нас, значит, есть.

Легкий успех тенора Казакова соблазнил баритона Волгина, и баритон тоже поднял руку.

— А где играли вы?

— Я не играл, — сознался баритон, — но я видел, как играют другие.

— Прекрасно! — сказал Туганов и поставил баритона рядом с тенором в защиту.

Вслед за вокалистами подняли руки представители хореографической группы ансамбля.

— А вы что умеете?

— Мы балет. Мы делаем па-де-де и па-де-зефиры.

— Замечательно! — обрадовался Туганов. — Вас как раз пять. Вот вы все впятером и пойдете в нападение.

Пока Туганов укомплектовывал таким образом команду москвичей, сотрудники клуба успели оклеить город афишами. Маленькая буква «ж», как и предполагал директор, сделала свое преступное дело. Буй — город небольшой, однако спортивных болельщиков в Буе, как и во всяком другом нашем городе, имелось предостаточно. А так как посмотреть на игру мастеров футбола хотели не только болельщики, то к пяти часам чуть ли не весь город был у входа на стадион. Кассиры живо распродали весь имевшийся у них запас билетов, а народ все шел и шел.

Было уже самое время начинать матч. Но матч не начинался. Москвичи искали спортивную форму. К семи часам трубач Ряхов принес из города три пары бутсов и несколько маек, и так как ждать больше было нельзя, то москвичи вышли на поле в каком-то диком, неправдоподобном виде. Разномастные трусы и майки дополнялись разномастной обувью. Одни были в бутсах, другие — в полуботинках, третьи — в тапочках.

Директор клуба Туганов — а он изображал в этом матче судью — попросил публику не осуждать гостей за их внешний вид.

— Москвичи отправили свою форму в Буй багажом, — сказал он, — а багаж задержался в пути.

— А вратарь у них тоже отправлен багажом? — спросил с трибуны чей-то звонкий насмешливый голос.

Туганов оглянулся. В команде москвичей действительно не было вратаря. Его впопыхах попросту забыли назначить. Что делать? Уйти с поля? Но тут на помощь пришел аккордеонист ансамбля Белогазов. Он выскочил на поле в чем был, не переодевшись, и весело крикнул:

— Можете начинать! Хомич на месте!

— Какой Хомич? — всполошились на трибуне. — Он же играет в другой команде!

Для того, чтобы замять неприятный вопрос, Туганов поспешил начать матч.

И вот наконец раздался долгожданный свисток. Пас налево, пас направо, и мяч, к всеобщему ликованию, мчится мимо балетной пятерки, мимо лирического тенора и баритона к воротам Москвы. Жители Буя в волнении поднимаются с мест, ожидая, как вратарь команды москвичей в акробатическом прыжке перехватит мертвый мяч. Но акробатического прыжка у самозванного Хомича не получилось. Он только беспомощно дрыгнул ногами и плюхнулся наземь, как куль с песком.