Семен Нариньяни - Рядом с нами

— Или ты или я!

— Хорошо, — ответила, не растерявшись, жена. — Уезжай, я сама возглавлю бригаду.

Неудавшийся мастер скульптуры оказался непревзойденным мастером интриги. Козеинова сумела сбить с толку нескольких членов бригады, и те принялись под ее руководством перекраивать композицию рельефа. И перекроили. Руководитель бригады возвращается домой и видит: многолетний труд испорчен. Чаша терпения переполнилась, и взбешенный супруг выставил свою сумасбродную половину из мастерской:

— Довольно, хватит!

"Половина" бросилась за помощью в художественно-экспертный совет, потом в Академию художеств.

— Вуколов портит мою композицию!

И хотя обе эти авторитетные организации пытались доказать Козеиновой, что ее муж не портит, а исправляет ею же исковерканную работу, она продолжала спорить и жаловаться. Козеинова пришла и к нам:

— Вуколов не имеет права игнорировать мои творческие предложения. Искусство — моя жизнь.

— С каких пор?

Из ответа выясняется, что когда-то давно Козеиновой нравилось не искусство, а экономика, и она поступила даже в Институт народного хозяйства. Но экономистом она не стала. Первый муж Козеиновой был начальником строительства, и жена решила быть похожей на него. Но настоящим строителем она тоже не стала. Почему? По чьей вине?

— Я вышла замуж во второй раз, за Вуколова, и увлеклась скульптурой.

Я слушаю Козеинову, и передо мной возникает образ чеховской «Душечки», но, господи, в каком искаженном виде! Если та «Душечка», не имея собственных достоинств, умилялась и перенимала привычки своих спутников по жизненному пути: сначала содержателя увеселительного сада «Тиволи» Кукина, потом управляющего лесным складом Пустовалова и, наконец, полкового ветеринарного врача Смирнина, — то эта не желает жить отраженным светом. Она хочет выходить на шумные вызовы публики сама и раскланиваться, стоя рядом с мужем. И не только рядом. Чтобы пролезть вперед, Козеинова действует уже локтями.

"За последние полгода, — пишет в своем письме Вуколов, — девять организаций занимались разбором ее заявлений. Я перестал уже лепить, я пишу сейчас только объяснительные записки".

Евгений Викторович сидит в редакции и с горечью рассказывает о происшедшем.

— Страшно, — говорит он, — когда мыльный пузырь, невежда начинает мнить себя гением!

Правильно, страшно. А кто виноват в этом? Разве не сам Евгений Викторович все последние годы усиленно продвигал невежду на выставки, включал ее в творческие бригады? Член Союза художников поступался совестью художника, он кривил душой, забыв, что этого в искусстве делать нельзя, даже ради самого близкого человека, даже ради "Душечки"!

1954 г.

С утра между супругами разгорелся спор. Джамилляхон, жена Раджаба Садыкова, предложила зажарить к обеду барашка.

— Ой, нет! — сказал муж. — Это не то блюдо. На одного человека барашка много, а на двоих мало.

На душе Раджаба Алиевича было так светло и радостно, что позволь ему, и он, не задумываясь, зажарил бы в этот день целого быка и пригласил бы в гости по крайней мере всю улицу. Но жена категорически высказалась против улицы.

— Мы пригласим двух — трех близких родственников, и не больше! — сказала она.

— Душа моя, как это двух — трех? — взмолился муж. — Вспомни, по какому случаю мы устраиваем праздничный обед.

А случай и в самом деле был исключительный. Шутка ли! Супруги Садыковы нашли свою дочь Артыку. А потеряли они ее очень давно и при следующих обстоятельствах. Маме и папе не хотелось возиться с новорожденной, и они отвезли ее чуть ли не в полугодовалом возрасте к бабушке в кишлак. А бабушка внезапно заболела и умерла. Соседи приютили у себя младенца временно, до приезда родителей. А о родителях ни слуху, ни духу. Родители не едут и не пишут. И тогда работники кишлачного Совета передали маленькую Артыку на воспитание в детский дом. Прошло двенадцать лет. Девочка подросла, стала ходить в школу, а родители и не вспоминали о ней.

Но если родители не думали о девочке, то девочка жила и мечтала о встрече с ними. Артыка писала письма в различные города и учреждения: "Помогите мае найти моего папу и маму…" И одно такое письмо достигло цели. Следы родителей Артыки обнаружились в соседнем районе. Вызвали Садыкова в милицию и спросили:

— У вас есть дочь Артыка?

— Неужели моя девочка жива? Где она?

— А разве вы ее искали?

— Нет, — тихо сказал Раджаб Садыков и неожиданно заплакал.

Трудно даже сказать, что произошло с отцом Артыки. Двенадцать лет судьба родной дочери была ему совершенно безразлична. И вдруг сегодня Раджаба Алиевича что-то проняло. И соседи поверили отцовским слезам.

— Ну, был грех в молодости, — говорили они. — Забыли Садыковы о своей девочке. Слава богу, что теперь папа с мамой опомнились, раскаялись.

И люди, простив родителям их жестокосердие, приходили к дому Раджаба Алиевича, чтобы поздравить его самого и его жену Джамилляхон с двойной находкой. И в самом деле, двенадцать лет назад у Садыковых пропала не только дочь. У них тогда пропала и совесть. И вот теперь родительская совесть, кажется, отыскалась.

Садыковы шумно, на виду у всего местечка готовились к встрече с Артыкой. Они жарили и парили к торжественному обеду всякие праздничные блюда, спорили, кого пригласить в гости. Только ли родных и близких или, быть может, еще и кого-нибудь из начальства. Например, заведующего почтой, секретаря райисполкома,

— Бросьте вы думать о заведующих! — не выдержав, сказали соседи. — Отправляйтесь скорей за дочкой. Она, поди, и не знает еще, что вы берете ее домой.

— Да, да! — конфузливо улыбнувшись, сказал Садыков и побежал звонить в соседний район.

Этот звонок переполошил детский дом. Уже через минуту всем и каждому здесь было известно, что Артыка Садыкова нашла своих родителей. И каждый бежал к Артыке, чтобы обнять ее, поцеловать, порадоваться вместе с ней ее счастью. И когда первая волна поздравлений схлынула, директор детского дома Татьяна Ивановна сказала:

— Ну, а теперь, девочки, давайте готовиться к проводам Артыки. Завтра за ней приедет папа.

Трогательно прошел этот последний день Артыки в детском доме. Каждому хотелось оставить у девочки о себе какую-нибудь память. Учителя и воспитатели шили ей новое праздничное платье. Подружки и товарищи приносили ей в комнату всякие нехитрые подарки: кто книжку, кто открытку, а кто альбом. И хотя девочке было приятно такое внимание окружающих, мысли ее в этот день были не в детском доме, а в доме, где она должна была жить со своими родителями.

Родители! Артыка долго сидит у окна, пытаясь представить себе, как могут выглядеть они, ее родители.