Владлен Бахнов - Тайна, покрытая мраком

— А я ему сам читаю, — оправдался Геша.

— Ну а про Лапова, про Лапова-то кто писал? — гнул свое Сергей Петрович.

— Не знаю.

— Ага! Значит, это писал ты! И все! — убежденно произнес Лапов.

— Позвольте! — удивился Башилов. — Каким образом вы пришли к такому заключению?

— А чего же он не признается? Если бы не был виноват, давно бы сам признался!

— В чем? — Башилов был озадачен странной логикой Лапова.

— Сам знает, в чем!

— Ступай, Геннадий, мы тут без тебя разберемся, — сказал Башилов, и довольный Геша вернулся к телевизору.

— Зря вы его отпустили, — нахмурился Лапов. — Он бы вот-вот все рассказал.

— Я привык верить своему сыну. В лифте писал не он.

— И вы это можете доказать?

— А почему я, собственно, должен доказывать? Вы возводите напраслину, вы и доказывайте!

— Ах так? Меня оскорбляют, и я же должен еще что-то доказывать? — Лапов встал. — Ну ладно!

…На следующий день к Башиловым зашел управдом Панбратов. Явно смущаясь, он сообщил, что от жильца Лапова поступило заявление о том, что сын Башилова пишет в местах общественного пользования всякие непристойности.

— Какие именно непристойности? — холодно уточнил Башилов.

— Вот этого не знаю: в заявлении просто сказано «непристойности». Лично я никаких таких непристойных надписей в наших подъездах не замечал, — добавил Панбратов. — Но раз пришло заявление, надо же с ним что-то делать.

— Надо, — согласился Башилов. — И я вам скажу что. Разорвите его и выбросьте в мусоропровод. Этот склочник Лапов поднял шум только из-за того, что о его сыне кто-то написал «Лапов дурак».

— И все? — удивился управдом. Но Башилов понял, что Панбратов ему не поверил.

В тот же день малограмотная надпись была обнаружена на тротуаре возле подъезда, и Лапов сфотографировал ее в качестве вещественного доказательства. А в конце недели Башилова пригласили в школу.

— Я не хочу скрывать, — сказала молодая учительница, — ко мне приходил отец одного из моих учеников и сообщил, что ваш сын пишет на стенах бог знает что и тем самым тлетворно влияет на всех детей.

— Так и сказал «бог знает что» и «тлетворно влияет»? — переспросил, багровея, Башилов. — Так вот имейте в виду, это гнусная инсинуация, и я знаю, кто распускает сплетни! — Башилов, торопясь и запинаясь, рассказал о своем разговоре с Лаповым.

— Да вы не волнуйтесь, — успокоила Башилова учительница. — Я, конечно, не думаю, что все обстоит так страшно. Башилов не такой уж испорченный мальчик, как считает Лапов. Но и вы где-то невольно смягчаете проступки вашего сына. Согласитесь, что вряд ли дело в одной надписи. Я бы на вашем месте выяснила, с кем общается ваш сын, и побольше времени уделяла его внешкольному воспитанию.

…А еще вызывали Башилова в профком и к директору. В профкоме лежало письмо Лапова «о недопустимых хулиганских выходках Башилова-младшего, подогреваемых неприкрытым попустительством Башилова-старшего». А у директора лежала копия этого письма.

В профкоме, разумеется, письму не поверили, но и рассказу Башилова, однако, не поверили тоже: не на пустом же месте выросло это склочное дело!

И директор прямо сказал, что письмо это рассчитано на дураков и писал его явный склочник. Директор громко хохотал, слушая рассказ Башилова. Но потом посоветовал все же с Лаповым помириться и по-настоящему заняться перевоспитанием сына. Пока не поздно!

— Да зачем его перевоспитывать? — закричал Башилов, видя, что и директор не принял его объяснений всерьез. — Что плохого сделал Геша, ну что?

— А ты не горячись, не горячись… Все мы считаем, что наши детки безгрешные младенцы. А потом каемся! — рассудительно закончил директор…

…Однако и Сергей Петрович Лапов все сильней выходил из себя, потому что обидная надпись опять и опять появлялась в самых неожиданных местах. Лапов забросал заявлениями управдома. И теперь, едва завидев Лапова, Панбратов бросался на чердак и там отсиживался среди поломанных, запыленных детских колясок.

И однажды, спускаясь на цыпочках с чердака, Панбратов неожиданно увидел маленького Коку, который старательно выводил мелом на дверях своей квартиры «Лапов дура». И что же оказалось? Оказалось, что этот вундеркинд Кока самоучкой одолел грамоту, хоть, правда, умел писать пока только два слова. Те два слова, за написанием которых его и застукали.

Так был обнаружен настоящий виновник всей этой шумихи. Коке досталось от мамы, и он понял, что образованность имеет свои теневые стороны. Сергей Петрович утихомирился и впервые уснул спокойно…

А назавтра в лифте опять появились те же сакраментальные слова «Лапов дурак». Но на этот раз они были сделаны четким чертежным шрифтом. А перед фамилией Сергея Петровича Лапова стояли инициалы С. П. Чтобы никто случайно не подумал, что эти обидные слова относятся к ни в чем не повинному первокласснику Мишке Лапову.

Я давно собирался написать об одном выдуманном мною плохом человеке. Еще в позапрошлом году мне очень хотелось его заклеймить, разоблачить, вывести на чистую воду и пригвоздить к позорному столбу.

Я часто думал об этом малоприятном герое моего будущего рассказа и все ясней представлял себе, как он выглядит, как разговаривает и какие страстишки будоражат его жалкую душонку.

К декабрю прошлого года я знал о нем все. И даже фамилию подобрал весьма подходящую — Касторкин.

В январе я начал писать рассказ. Уже на первой странице герой рассказа, водитель грузовой машины, многократно нарушал правила уличного движения, на второй — едва не сшиб зазевавшуюся старушку, а на третьей — угнал чужую машину…

Трудно себе представить, что натворил бы этот негодяй на четвертой странице, не говоря уже о пятой и шестой…

Но тут ко мне в гости пришел мой старый приятель Кошконский. Тот самый Кошконский, который обладал одной незаурядной способностью. Прочитав любую книгу, посмотрев любой фильм или спектакль, Кошконский с поразительной точностью мог предсказать, что об этом произведении подумают дураки. И с прогнозами моего приятеля приходилось считаться.

Я прочитал Кошконскому начало рассказа. Кошконский задумался.

— Послушай, старик, — сказал он, — зачем ты сделал Касторкина водителем?

— А что? — насторожился я.

— Да так, ничего… Но ведь могут подумать, что раз твой герой — шофер и в то же время плохой человек, значит, ты всех водителей в какой-то степени считаешь плохими людьми. А зачем тебе нужно, чтобы так подумали?

Вот умница этот Кошконский! Не предупреди он меня, я обязательно дал бы маху. А ведь и без него, казалось бы, знал, что у нас в стране есть сотни тысяч замечательных водителей, которые днем и ночью, в жару и в холод, сквозь дожди и метели, по дорогам и бездорожью самоотверженно ведут свои машины. И вот вместо того чтобы воспеть и достойно отразить трудовой подвиг славных водителей, я позволил себе по отношению к ним такую бестактность.