Лев Дуров - Байки на бис

– Я хотел представить эту зверюшку к награде, – вполне серьезно закончил полковник. – Хотел оставить ей еще бутылку. Да старшина меня отговорил. «Во хмелю, – сказал он, – гориллы бывают очень буйными. Совсем как люди». А может, люди совсем как они?

Я часто сержусь на своих коллег, зачем показывать больного Брежнева, когда его уже нет. Что же вы при жизни его не показывали? Я, например, показывал Ленина, правда, не при жизни, но во времена жесткого контроля. И на три года присуждение мне звания «народного» задержалось. Все гостиницы тогда прослушивались, а Мишка Боярский показывал Брежнева. А я – да что там Брежнев, сейчас я тебе еще одного покажу. И показал этюд… Ленин с Крупской ночью. Конечно, режиссера картины, в которой тогда мы снимались, тут же вызвали в КГБ и спросили: «Кто же это у вас снимается в картине?» Он говорит, мол, замечательные артисты. Они – ему: «Нет, подождите…» И включают запись. Он послушал и отвечает: «Понимаете, артисты, они ведь как обезьяны, вечно всем подражают…» В общем, сдать режиссер нас не сдал, но звание мое пылилось еще долго, как я потом узнал.

Мораль простая: будь смелым тогда, когда это нужно хотя бы кому-нибудь, а не задним числом.

В фильме «Високосный год» мы снимались вместе с Кешей Смоктуновским, и он все время называл меня учителем. То и дело подходил и спрашивал, правильно он играет или нет. Это могло показаться кокетством, но на самом деле для него всегда было важно проверить, то ли он делает или нет. Иннокентию Смоктуновскому часто не нравилось, как он играет. Однажды моя жена восхищенно сказала: «Как хорошо вы играете в «Ночном госте!» На что он заметил: «А у вас хороший вкус?»

Однажды зимой мы с моим приятелем шли по городу и вдруг на переходе Садового кольца в сутолоке встретили Смоктуновского.

Он нам стал рассказывать, что скоро будет сниматься в «Гамлете» и что ему это все не нравится, потому что, по его словам, Козинцев совсем не понимает, о чем надо снимать. И тут – прямо посреди Садового кольца и рядом с проходившими мимо людьми – он сыграл нам всего Гамлета. Это было потрясающе. У меня текли слезы.

«В фильме, – сказал он, когда закончил, – всего этого вы не увидите».

Кеша Смоктуновский мог быть очень непосредственным в общении человеком. Как-то раз он пришел к нам в гости. И когда зашел в комнату и увидел, что в детской кроватке кто-то спит, сразу спросил: «Ой, кто это?!» Я ответил, что это наша дочка Катя. Кеша: «Ой! Разбудите ее, пожалуйста! Я хочу на нее посмотреть!»

Как-то мы были на гастролях и меня поселили в очень неудобный номер: узкий какой-то, с крошечным окошком, с протертым до дыр ковриком. И вот зашел меня навестить Кеша Смоктуновский. Как только он оглядел номер, тут же меня спросил: «В этой комнате тебе никакие мысли в голову не приходят?» Я: «Приходят!» Кеша: «Давай я угадаю! Я сейчас напишу их на бумажке, а потом ты скажешь». Он написал что-то. Я говорю: «Мысли такие: «Не удавиться ли мне?» Кеша показывает свою запись. На бумаге написано: «Не удавиться ли мне?»

Олег Даль был очень сложным человеком. Я даже в грим-уборную к нему не любил заходить. В своих дневниках он написал: «Надоели все. И Фрося (это он так Эфроса про себя называл), и Волков, и Дмитриева…» Всех перечислил. А под конец: «…И даже Дуров».

Однажды в спектакле я занял целый класс из детского дома. На сцену выходили дети с очень трудной судьбой: маленький мальчик Коля с изумительным лицом, как у ангела, девочка-несмеяна… Она никогда не улыбалась, потому что папа на ее глазах пригвоздил к стене маму ножом. А спектакль начинался с того, что дети играли в футбол. И однажды мяч улетел со сцены, попал в какого-то мужика. Тогда маленький Коля перегнулся через сцену и говорит:

«Мужик, мячик кинь». Тот как закричит: «Что за безобразие! Как ты разговариваешь!» Коля грозно повторяет: «Я сказал, дай мячик. Плохо слышишь, что ли?» Мужик: «Щенок». И вдруг этот ангел Коля выдает: «Да я тебе сейчас, падла, пасть порву». Прыгает со сцены и – матом! На весь зал! Мужик перепугался, бросил Коле мяч. После спектакля я сказал: «Коля, ну разве так можно? Это же взрослый человек!..»

Ну что стоило взрослому человеку без лишних слов бросить мяч на сцену? И все обернулось бы невинной игрой. А он повел себя агрессивно, и это породило агрессию и без того изломанной детской души.

Когда я работал над ролью Микояна в фильме «Серые волки», мы снимали сцены на его даче в Пицунде. Не представляю, как на этой даче можно жить! Это огромное казенное заведение гостиничного типа с эдаким джентльменским набором: чешские хрустальные люстры, какая-то инкрустированная индийская мебель… Так вот, пошел я там в уборную. Вдруг слышу сзади:

– Объект номер один пошел в туалет.

Я думаю: «Подожди, в туалет иду я». Тут вижу внизу человека и спрашиваю:

– Простите, это вы про меня?

– Ну да, – говорит. – Вы же сейчас играете Микояна, поэтому вы для меня объект номер один.

Так вот они и жили. И рваться к этому?

Однажды мне принесли распятие в человеческий рост, завернутое в сукно, прямо к вагону, когда я уезжал из Минска. Сказали:

– Это старинное распятие тебе в подарок.

В купе оно не уместилось, и мы его поставили в тамбуре. И вот только поезд тронулся, в дверь раздается стук и входит милиционер.

– Это вы везете то, что стоит в тамбуре? – спрашивает он.

– Да, – говорю, – я.

– А что это такое – скульптура?

– Скульптура.

А он:

– Я сначала испугался, потом постучал, постучал, смотрю – твердое.

Я ему опять:

– Скульптура, скульптура.

– А кто это? – интересуется.

– Ленин.

– Точно! – подтверждает милиционер. – Я сразу догадался. Так пощупал лицо и вижу – борода.

Да простит меня Христос. Я был вынужден выдать его за Ленина, чтобы избежать осложнений с милицией.

А милиционер снова интересуется:

– Это вы куда – на выставку?

– Да нет, – говорю, – я его дома поставлю.

– Как «дома»?

– А что, – спрашиваю, – вы так относитесь к Ленину?

– Да нет, нет! Я вообще говорю… – Он выскочил из купе и больше я его не видел.

Однажды мне позвонил Юлий Гусман и сказал: «Я тебя умоляю, у нас конкурс лучших сценариев, и мы должны сыграть сценочки в Доме кино, сцены из лучших сценариев, а один из лучших сценариев называется «Дорога на Восток», и вот я прошу, сыграй Ленина».

Я спрашиваю: «Кто будет ставить?» Он говорит: «Кваша». А вот дальше я вам сразу не скажу, кто там третий был.