Феликс Кривин - Учёные сказки

— А куда он ушел?

Этот вопрос, как видно, пришелся ему по вкусу. Он даже легонько прыснул в кулак, потом отодвинул тетрадь и посмотрел на меня веселыми глазами.

— Пошел с кем-нибудь посоветоваться, — сказал Маль чик и засмеялся, впрочем, сдержанно, поскольку речь шла об отце.

— О чем посоветоваться?

Какое-то время на его лице шла борьба между природным озорством и воспитанным почтением к родителю. Второе все-таки взяло верх, и когда Мальчик заговорил, лицо его было совершенно серьезно.

— Известно, о чем… О моем воспитании…

Мальчик слез со скамейки и подошел ко мне. Взял у меня прутик, махнул им несколько раз из стороны в сторону, затем отдал прутик и не спеша вернулся на свое место.

— Он совсем не умеет воспитывать. Другой возьмет палку или ремень, а он только и знает, что ходит советоваться.

— Ты что ж, не доволен?

— Да нет, я доволен, мне только на него жалко смотреть. Все ему глупости советуют, а он после переживает.

И Мальчик-с-пальчик рассказал о своей последней проделке.

У них в классе есть Царевна Лягушка. Она, конечно, больше лягушка, чем царевна, а воображает, будто наоборот. Вот подождите, говорит, ко мне прилетит стрела, а за ней придет царевич, и он меня заберет, и я стану царевной. Вот за это ее прозвали Царевной Лягушкой. А так она просто Лягушка.

Мальчик замолчал и нахмурился.

— А дальше что?

— Дальше я взял и пустил эту стрелу. Будто от ца ревича.

— И она поверила?

— Поверила, — серьезно кивнул Мальчик. — Теперь хо дит с этой стрелой, носит ее за пазухой.

— А вы смеетесь?

— Смеемся, — сказал Мальчик-с-пальчик и еще больше нахмурился.

Бедная Лягушка! Мы себе тут спокойно сидим и разговариваем, а она там носится со своей стрелой, думает, что это на самом деле. И ждет своего царевича, и когда куда-нибудь идет, предупреждает соседей: «Тут один царевич должен прийти. Вы скажите, что я ненадолго…»

Вот когда мне пригодилась бы волшебная палочка. Я помог бы Царевне Лягушке, а заодно и Мальчику-с-пальчику, которому тоже, видно, не по себе. Но Золушка говорит, что если очень захотеть, даже мой прутик может стать волшебной палочкой… А я ведь очень хочу…

Так подумал я и — махнул прутиком.

В дверь постучали, и на пороге возникла девочка. Обыкновенная девочка, а совсем не лягушка.

— Что нам на завтра по арифметике? — спросила она с порога и — смутилась, увидев меня.

Мальчик-с-пальчик тоже смутился. В первую минуту он даже не мог сообразить, о чем его спрашивают. Он смотрел то на Царевну Лягушку, то на меня, и вдруг — дети хорошо разбираются в этих вещах — взгляд его остановился на прутике. Видимо, поняв, что произошло, он сразу успокоился и повернулся к двери.

— Заходи, — сказал он девочке. И — покосился на прутик.

Царевна Лягушка сделала несколько робких шагов.

— Мне только спросить, — сказала она, обращаясь скорее ко мне, чем к Мальчику.

Я повернулся к окну.

Погода начала портиться: на стекле появились капли дождя. Кажется, они катятся с гор — с тех гор, которые видны из окна дома. Я вожу прутиком по стеклу, но не остановить горные потоки.

У меня за спиной разговор:

— Здесь неправильно, — голос Царевны Лягушки.

— Нет, правильно! — это Мальчик-с-пальчик. — Один волк, плюс семеро козлят — равняется один волк.

— Да нет же! — упорствует Царевна Лягушка. — Один волк, плюс семеро козлят — равняется семеро козлят.

— Ну хорошо, будем рассуждать. Мы берем одного волка. Представляешь? Вол-ка. И добавляем семерых коз лят. Представляешь? Коз-лят. Что же получится?

— Да нет, ты совсем не так рассуждаешь. Мы берем одного волка. Представляешь? Од-но-го. И добавляем се мерых козлят. Представляешь? Се-ме-рых.

— Все равно волк съест козлят, — убежденно заявля ет Мальчик.

— Нет, не съест. Их же семеро!

— Нет, съест. Он же волк!

Мальчик готов торжествовать победу, но тут он слышит вопрос, который сводит на нет все его познания в арифметике:

— Значит, ты хочешь, чтобы волк съел козлят?

— Я хочу? Я совсем не хочу!

— А зачем же ты так решаешь?

Я подхожу к ним и теперь могу поближе разглядеть девочку. Что-то в ней все-таки есть от лягушки: рот большой и глаза какого-то зеленоватого цвета. И одета она в старое зеленое платьице, на котором ясно видны следы прошлых заплат: вероятно, это старое платье перешили из какого-то еще более старого, которое тоже перешло по наследству.

На голове у девочки торчат две косички, похожие на рожки (мечту моего бычка). Одной рукой девочка поправляет эти косички, а другой прижимает к себе что-то, спрятанное за пазухой.

— Что это у тебя?

Царевна Лягушка сразу забыла об арифметике. Она улыбнулась и заговорила так охотно, как будто давно ждала этого вопроса:

— Это у меня стрела, — сказала она, вытаскивая стре лу из-за пазухи. — Мне ее прислал царевич. По этой стре ле он должен меня найти. Меня очень трудно найти, — объяснила девочка, — потому что я живу в таком месте… Но по этой стреле царевич меня найдет, и мы уедем далеко-далеко, может быть, в тридевятое царство…

— Но почему ты думаешь, что это стрела от царевича?

— А от кого же еще? — улыбнулась Царевна Лягушка, словно и впрямь больше ждать стрелы неоткуда.

— Ну, мало ли от кого?.. Хотя бы от него, — я пока зал на Мальчика-с-пальчика.

Она засмеялась.

— А если царевич все-таки не придет?

— Это царевич-то?

И до чего же она уверена, что все случится именно так, как она придумала!

— Ну так вот, — говорю я. — Царевич здесь ни при чем. Стрелу запустил этот мальчишка, он хотел над тобой подшутить.

— Конечно, так я вам и поверила! — Словно боясь, что у нее отнимут стрелу, Царевна Лягушка спрятала ее за пазуху: — Я пойду. Мне еще по физике учить — про волшебную лампу Аладдина…

Я пытаюсь ее удержать:

— Но если ты мне не веришь, пусть он сам тебе под твердит.

Мальчик молчит. Он не поднимает глаз от тетрадки. А она, Царевна, смотрит на него, и при этом глаза ее, два зеленых островка, расширяются, расширяются (так бывает во время отлива) — и вдруг (так бывает во время прилива) их начинает заливать водой.

— Что ты? Из-за чего? Неужели тебе не лучше знать правду?

Тонут зеленые островки. Теперь это даже не островки, это корабли, которые потерпели крушение.

Мальчик-с-пальчик еще ниже опустил голову. Он говорит:

— Если б мой отец не был таким слабохарактерным!

Подумать только — и это он говорит об отце!

— Ты не прав, — я взял его за плечо, — твой отец со всем не слабохарактерный. Я его знаю с тех пор, когда он был еще Змеем Горынычем.

— Кем был? — Мальчик-с-пальчик как-то странно за дрожал под моей рукой.

— Змеем Горынычем. Ого, как все тряслись перед ним! Чуть что — и нет человека.