Александр Рогожкин - Особенности национальной охоты

Кабан клыками поддел сумку и стал рвать её. Потом схватил буханку хлеба и поволок её в чащу.

— Чем стрелять-то? — уже осмысленно глянул наверх милиционер. — Пистолет-то потеряли…

— Давай слезай, — потребовал Сергей Олегович, — а то чудом здесь держусь…

— Чудо-то не болит? — спросил совсем, видно, отошедший Семёнов.

Они осторожно спустились на землю. К ним уже подбегали остальные всклокоченные охотники с Кузьмичом во главе.

— Говорили тебе — сетку бросай! — в сердцах проорал Кузьмич на сержанта.

— Бросили, Кузьмич, бросили… — разминая поясницу, подошёл Сергей Олегович. — Как просил, так и сделали.

— И водку бросили! Водку-то зачем?! — возмутился Кузьмич, поднимая лохмотья авоськи с битыми бутылками.

— Зачем, зачем? — обозлился Сергей Олегович. — Может, он и не за хлебом бегал… Может, ему водка нужна была! Выпить и закусить захотел…

Все развернулись и пошли назад к дому.

— Женя, я не совсем понял смысла этой охоты… — признался Раймо.

— Смысл? Смысл в том, чтобы накормить зверя, — серьёзно пояснил Женя.

— Это очень гуманно… — подумал финн.

Протрезвевшие и усталые охотники вернулись к хозяйству егеря. Молча разбрелись кто куда. Лёва и Женя стали готовить оружие и лодки. Сергей Олегович прилёг на сеновале.

Михалыч смотрел, как Раймо проверяет манок на утку. Подошёл поближе, взял хитроумный свисток, подул в него, приноравливаясь. Филя, лежавший на земле неподалёку, тут же прореагировал — зарычал.

— Отличная вещь! — похвалил свисток Михалыч, отдавая его Раймо.

Семёнов всё бродил по двору в поисках своего табельного оружия.

Отдохнув с часок, стали грузиться в надувные лодки. В первой уселись Михалыч и Лёва Соловейчик, во второй разместились Раймо, Женя и Кузьмич.

— Семёнов, за старшего остаёшься! — напутствовал Кузьмич. — Серёгу не буди, пусть отдыхает, набегался сегодня… А это ещё зачем? — он поднял со дна лодки спиннинг.

— Это мой, — по-английски пояснил Раймо. — Я хочу половить рыбу.

— На утку идём… — нахмурился Кузьмич. — Рыба — это баловство. Да у нас её и нет совсем, рыбы-то…

— Это мы уже слышали… Ушёл зверь, на дальний кордон ушёл… — глядя вдаль, задумчиво произнёс Качалов. — А за зверем, наверное, и рыба подалась…

Егерь пропустил мимо ушей иронию, сквозившую в словах Евгения, и закричал генералу, хотя вторая лодка была совсем рядом:

— Михалыч! Вы на Глухие идите, а мы за мыском станем, в камышах. С таким-то манком иностранным все утки наши будут!

— С Богом! — махнул рукой генерал.

Лодки почти синхронно отошли от берега и полетели по глади воды. Лица у охотников были серьёзны. Они внимательно смотрели по сторонам, сжимая в руках ружья. Своим видом они напоминали рейнджеров, только Кузьмич в ватнике и ушанке не вписывался в общий антураж.

Над поверхностью воды стелился лёгкий туман. Мимо борта лодки пролетали низкие, поросшие кустарником, берега. У протоки разделились.

Кузьмич махнул рукой — «глуши мотор!». Лодка тяжело и послушно осела, резко замедляя ход. По инерции прошли ещё несколько метров вдоль высоких камышей.

Медленно развернулись и на вёслах стали грести от старого камыша к узким просветам между островками…

— Здесь, — прошептал Кузьмич, оглядываясь.

Раймо посмотрел на него и достал манок.

— Ну, вот и сбылась… мечта идиота… — прошептал Качалов, приготавливая свою вертикалку. — Давай…

Нежные звуки покрякиванья раздались над водой. Раймо добросовестно свистел в манок, прислушиваясь — не ответит ли кто на его зов. Звук легко и быстро летал над зеркалом воды. На него отзывались то ли настоящие утки, то ли эхо…

Невдалеке послышалось отчётливое кряканье. Где-то рядом даже прошлёпали по воздуху крылья. Снова ответный зов долетел до них. Все сосредоточились. Раймо посвистал ещё раз.

— Из-за мыска идут… — пригнул голову Кузьмич, — не одна идёт…

Раймо вновь стал приманивать. Теперь уже ответные кряканья раздавались всё ближе и ближе. Вдруг где-то рядом взлетела жирная, отяжелевшая на летних харчах утка. Все вздрогнули, но она прошла на тёмном фоне деревьев, почти незаметная в сумерках, — и никто даже не повёл в её сторону ружьём.

— Давай, давай… — попросил жестом Кузьмич Раймо.

Снова терпеливо приманивали. Кряканье стало раздаваться всё ближе и ближе, всего в нескольких метрах от них, за ближайшей стеной камышей. Раймо ещё раз подманил. За камышами ответили, шлёпнуло, плеснуло что-то…

Нервы у Кузьмича не выдержали: он поднял свою винтовку и пальнул в лёгкое шевеление. Раз! Потом ещё!

Раздался дикий свист — как будто проткнули сразу несколько резиновых камер.

— Мать вашу! — заорал Лёва Соловейчик.

Из камышей, куда палил Кузьмич, выползла лодка с Лёвой и генералом. Корпус её был пробит во множестве мест. Жалкие попытки Михалыча и Соловейчика заткнуть решето пробоин руками выглядели нелепо.

Лодка медленно, но неуклонно погружалась под воду.

— Какая сволочь стреляла?! — неистовствовал Лёва. — Убью гада! Пасть порву!!!

— Вы чего сюда припёрлись?! — перешёл в нападение Кузьмич. — Договорились же: вы в Глухих стоите, мы — здесь.

— А здесь, по-твоему, что?! — орал Лёва. — Это же и есть Глухие! Абориген хренов!

— Вы целы? — выгребал к тонущей лодке Качалов. — Никого не задело? Михалыч, ты как?

— Глухие вон где!.. — орал Кузьмич. — А здесь… это…

Он огляделся и растерянно сел на дно лодки, губы его что-то беззвучно шептали.

Лёва и генерал быстро перебросили оружие и вещи в целую лодку, затем перебрались и сами. Раймо успел привязать к тонущей лодке линь — та медленно скрывалась под водой. Пришлось даже потравить верёвку, глубина оказалась приличная.

— Ты, Кузьмич, каким номером палил? — поинтересовался Михалыч, провожая глазами пузырики воздуха, что обильно пошли из-под воды в месте, где утонула лодка.

— «Пятёрка», — тускло ответил Кузьмич.

— Кучно пошла!.. — похвалил генерал. — Аккурат между нами…

— Ныряй теперь, стрелок! — немного отошёл Лёва. — Лодку доставать надо. Мотор тоже жалко, отличный был мотор. Я его отладил… э-эх!

— Глубоко здесь, — нагнулся над бортом лодки Кузьмич, всматриваясь в черноту воды.

— Да уж с головкой будет… — пообещал Лёва.

Кузьмич молча стянул телогрейку, снял свитер…

Через минуту он стоял в лодке в одних бязевых кальсонах и ушанке. Все молча смотрели на его дрожащее тело. Кузьмич сел на борт лодки, свесил ноги к воде, дотронулся — и тут же поджал их: холодно…

— Я, мужики, плавать не умею… — признался Кузьмич.

И такой у него жалкий был вид, что все рассмеялись.

Совсем рядом с лодкой шумно плюхнулись на воду две здоровенные утки. На светлой глади их тёмные тела видны были отчётливо.