Гаральд Бергстед - Праздник Святого Йоргена

Гроссмейстер безмолвствовал, взирая на дочь.

Как самый хороший ключ подходит лишь к своему замку, так и самый светлый ум понимает лишь свое поколение.

Гроссмейстер был не менее умен, чем Олеандра, однако он принадлежал к старшему поколению, которое не привыкло задумываться над такими мелочами, как плащи и вешалки. И что ей дался этот Йорген? Куда она клонит? Что за ребячество, даже слушать тошно!

— Вот, значит, какие вопросы вы обсуждаете у секретаря? Красиво, нечего сказать!

— Что ж, — возразила Олеандра, — секретарь умница и светлая голова. Но ты еще не ответил на мой вопрос.

Гроссмейстер слегка поморщился:

— Я не намерен объяснять тебе чудеса!

— Еще бы! — гордо заявила Олеандра. — В нашем роду, слава богу, не было идиотов. Но почему же в таком случае ты запрещаешь мне мыслить? Разве не сказано в евангелии от Йоргена, глава третья, стих двадцать девятый: «Подумаете о сем»? И как вам не стыдно проповедовать всю эту чушь о человеке, который умер триста лет назад, да еще убеждать людей в том, что он вернется!

— Никого мы не убеждаем!

— Нет, убеждаете! А для чего же тогда нужна соборная невеста? Для того, чтобы всю жизнь ждать Йоргена, который умер триста лед назад! Нечего сказать, забавная история! Ведь даже ребенку ясно, что вы сами в это не верите!

— Что это значит?

— А то, что, если бы вы хоть на йоту верили в возвращение Йоргена, у него были бы молодые, красивые невесты, достойные настоящего святого. Вы же подсовываете ему старых каракатиц, вроде сорокавосьмилетней Аврелии или пятидесятитрехлетней Лобелии. Одна хромая, другая беззубая! Вы представляете, что сказал бы святой Йорген, если бы он вернулся, сунул нос в брачный покой и вдруг увидел там этакую старую перечницу, играющую с котом и канарейкой! Но это отличная реклама для всего вашего святого предприятия, а на остальное вам наплевать.

На сей раз гроссмейстер был сражен. Он не мог отказать дочери в известной проницательности и смотрел на нее с возрастающим изумлением. «Вот в чем дело! — думал он. — Оказывается, она сама не прочь стать соборной невестой! Не потому ли она так рассердилась на нас?» В голове гроссмейстера тут же созрели новые честолюбивые планы, сердце преисполнилось гордости, и он с глубоким интересом посмотрел на свою умную честолюбивую дочь.

Но Олеандра разочаровала его. Она вдруг заявила:

— И в плащ вы не верите.

— Что ты сказала? — взревел он.

— То, что слышишь. Когда ты болел зимой, то собрал вокруг себя врачей и знахарок чуть не со всего света. А ведь куда было проще сходить в собор и прикоснуться к плащу святого Йоргена. Но ты прекрасно знаешь, что в нем не больше целебной силы, чем в твоем ночном горшке! А тебя не удивляет, что именно у хранителя плаща все явные и тайные болезни, какие только можно себе представить: нарывы, хрипота, воспаление печени, одышка, ожирение сердца, подагра, хромота, ломота в суставах, глисты, отрыжка и черт его знает что еще! А кроме того: какой плащ за триста лет не проест моль? И потому у вас в соборе всегда есть запасный плащ на случай, если старый вдруг расползется.

Гроссмейстер подскочил чуть не до потолка и, побледнев как мел, украдкой посмотрел на двери и окна.

— Это ложь! — прогремел он.

— Это правда! — ответила дочь.

— Кто тебе сказал? — прошептал он.

— Секретарь.

— Он этого не говорил.

— Выговаривал.

— Я это дело расследую, — сердито сказал гроссмейстер, — и, если он действительно проболтался, придется заткнуть ему рот.

— Заткнуть рот — воскликнула Олеандра. — У вас у всех заткнуты рты. Вы только разглагольствуете о плащах, в которые не верите! Да о невестах, которых сам дьявол испугается, не то что святой! Чуть что, вы угрожаете друг другу заткнуть рот да заодно водите за нос бедных паломников, начиняете их дурацкими россказнями о святом Йоргене, в которые никто из вас самих не верит.

— Ложь! Некоторые верят.

— Назови хоть одного!

— Хранитель священного сада!

— Он же болван, — спокойно возразила Олеандра.

— И казначей.

— У него жена — истеричка. Она говорит, что он должен верить. А вы все отлично знаете, что это вздор с начала и до конца. Никакого святого Йоргена никогда не было. Его плащ сшили в соборе или бог знает где. Его евангелие состряпали хитроумные первосвященники и книгопечатники. Ваш собор — это просто крупное финансовое предприятие, праздник святого Йоргена — чистая спекуляция, если только слово «чистая» уместно употреблять в таком сочетании, а «шествие невесты» — обыкновенный маскарад. Вы забиваете друг другу голову старыми баснями о Йоргене и начиняете нас Йоргеном, Йоргеном и только Йоргеном с самой колыбели, пока мы не уверуем, что вся Эта чепуха полна сокровенного смысла и говорить об этом можно лишь шепотом, возведя очи горе. И даже самые умные люди не решаются поднять вас на смех, потому что всосали все это с молоком матери. Если хочешь чего-нибудь добиться в жизни, лицемерь и, чуть что, поминай Йоргена! Каковой бы гнусной ни была задуманная тобой афера, все сойдет во имя святого Йоргена. Хороши, нечего сказать!..

Гроссмейстер вышел из комнаты, но вскоре опять вернулся.

— Дочь моя, — сказал он, — ты еще молода. У меня в юности тоже были сомнения, да и теперь я с тобой во многом согласен.

— Как же ты можешь проповедовать то, во что сам не веришь?

— Детище мое, когда я вижу множество устремленных на меня доверчивых глаз, для которых все это — святая истина, я сам чувствую, что это не может быть сплошным обманом.

— Но ты же знаешь, что это обман!

— А для них это истина, дитя мое, для всех этих бьющихся верой сердец — истина. Их радует мысль о том, что у города есть святой покровитель, который когда-нибудь вернется.

— Но ведь это же вздор!

— И тем не менее людям не обойтись без веры в сверхъестественную силу, которая всегда может оказать им свое святое покровительство.

— А я обойдусь, — воскликнула Олеандра с жаром, — и вы тоже обойдетесь не хуже меня. Все это одно притворство, красивые слова. Ведь самое главное — это сознавать, что я — человек, что солнце утром восходит, а вечером заходит, что сердце бьется в моей груди и меня окружают люди, которых я люблю и которые меня любят. А до всяких суеверий мне нет никакого дела.

— Тебе нет никакого дела, дочь моя, то же самое я могу сказать и о себе, и о многих других людях нашего круга. Но подумай о людях простых и необразованных! Им этого мало. Им нужна вера: без веры они несчастны.

— Да вы сами внушили этим простакам, что им нужна вера. Так же как мы иногда смеха ради внушаем тетушке Размазне, что она смертельно больна; у нее тотчас же начинается головокружение, она ложится в постель и принимает капли. То же самое вы проделываете и с паломниками. Изо дня в день вы твердите им, что они — жалкие грешники и к тому ж еще отпетые негодяи и если бы не святой Йорген — их ожидала бы неминуемая гибель… И вот каждый год эти бедняги тащатся в Йоргенстад, ноют и поют: