Ричард Хукер - MASH

— Вам, эт-та, не надо его отсылать, Генри, — заявил Дюк, — Он от этого оправится.

— Боже, Генри, — поддержал Ястреб — Если ты его спровадишь, то какой-нибудь псих терапевт его электрошоком тряхнет пару раз, да и отправит в другую часть. Мы электричеством его и тут вылечим.

— Нет уж, ребята, — возразил Генри. — Тут дело серьезное. Если он сбрендил от работы, мне конца лекций не услышать.

— Генри, не мне тебе говорить, — продолжил Ястреб, — о великой чести, оказываемой нашему заведению присутствием Гордости. Более того, Гордость является сильнейшей рекламой, когда либо выпавшей на долю военной душевой палатки. Ты же понимаешь что наш персонал и войска со всех окрестностей приходят манимые созерцанием Гордости Хамтрамака, и таким образом они стали самыми отмытыми солдатами в Корее. Генри, во имя санитаризации и персональной гигиены, дай нам сроку в двадцать четыре часа, чтобы вылечить Доброго Валдовски.

— Да, Генри, — подключился Дюк, — Дай нам, пожалуйста, сроку…

— Ваше безумие заразно, и я тоже рехнулся, раз уж позволяю вам его лечить. Валяйте, лечите, только выпустите меня отсюда! — проорал он, уходя.

— Ну и как мы его собираемся излечить? — спросил Ястреб у Дюка.

— Проще простого, сказал Дюк, — Как и обещано, найдем ему какую-нить черную капсулу, натолкаем в нее штук пятнадцать гранул амитола, напоим его и дадим её проглотить. Думаю, когда он проснется — все будет в порядке.

— Тогда лучше бензедрин или что-нибудь на подхвате держать, на случай если он долго не просыпаться будет.

— Ну да, наверное.

— Только надо бы поторжественней все организовать. Лучше уже сейчас этим заняться. Начнем с подготовки Даго Красного.

Они просеменили к палатке капеллана, зашли и вскрыли две банки пива.

— Как Ваши овцы, несчастный святоша? — спросил Ястреб, — Что там от Папы слыхать?

— Зачем пожаловали, развратники?

— Мы Вас… эт-та, пришли на последний ужин пригласить, — объяснил Дюк.

— Добрый Поляк, — продолжил Ястреб, — собрался на тот свет в районе одиннадцати вечера, и выразил желание перед путешествием преломить хлеб и разделить вино со своими друзьями и корефанами. Он так же высказал просьбу, чтобы несчастный святоша Мулкахи пришел готовый произвести последнее причастие согласно обрядам Церкви Трясущих Чётками. А то он боится что в последнее время без особого воодушевления относился к Церкви, вот и хочет чтоб Вы ему чуток полозья смазали.

— Ну что мне сделать, чтоб вы меня оставили в покое? Что вы мелете? — слабо запротестовал Даго.

— На полном серьезе, Красный, — ответил Ястреб, — Добрый решил встать на вечный причал. А мы не хотим, чтоб его услали, потому что он хороший, он нам нравится, и он нам еще нужен. И надеемся ему мозги вправить, только нужна Ваша помощь.

— А что от меня требуется-то?

— Именно то, что мы и говорим. Приходи, поужинаем, выпьем немного, потом ты поколдуешь в точности так как обычно это делаешь, и самое главное — спокойно относись ко всему, что увидишь или услышишь.

— О'кей. В этом случае я вам доверяю, — согласился Отец Мулкахи. — Только молюсь о том, чтобы Начальник в Риме не прослышал об этом.

— Черта с два я ему расскажу! — пообещал Ястреб.

После этого они пошли к сержанту снабжения и заказали сборку гроба.

— Вы кого замочить собрались? — спросил сержант.

— Никого. Нам для Доброго Поляка нужно. Он собрался сам себя порешить.

— Так нельзя! — запротестовал сержант.

— С чего бы?

— У нас навалом дантистов, но только одна Гордость Хамтрамака!

— Ну и что?

— Что — «Ну и что»?! Гордость принадлежит миру! Вы должны его остановить!

— Не боись. Мы ему не дадим. Ты Радара не видел?

— Радар в Сеул уехал. За кровью. К вечеру вернется. А зачем он вам?

— Он тоже может понадобиться. Скажи ему, чтобы в Болото шёл как только вернется.

Капсулу изготовили в фармакологическом отделении. Затем парочка промаршировала в столовую, где нашла прославленного шеф-повара Сержанта Мама-Дорогая. Мама-Дорогая был негритянским парнишкой из Бруклина, за свою военную карьеру прославивший себя различными достижениями, далеко не все из которых — кулинарные. Он представлялся президентом Манхэттэнской Компании Уцененных Монументов и Памятников. Вооружившись фотооткрытками и впечатляющими бумагами, подразумевающими владение различными общественными зданиями, статуями и парками, он месяцами вел выгодный бизнес торговлей недвижимости. Кстати, всего за пару дней до визита Ястреба и Дюка, он загнал Бруклинский Ботанический Сад белобрысому рядовому из Миссиссиппи за двести долларов.

— Блин, — спрашивал его менее изощренный товарищ по камбузу, — как тебе это удалось?

— А чё, — делился опытом Мама-Дорогая, — проще простого! Этот лох еще бы и Бруклинский мост купил, но утверждал что неоднократно слышал от родственников, что его дедушка уже давным-давно его купил.

— Мама, — сказал ему теперь Ястреб, — Хочешь получить Медаль Лауреата Кавалеров д’Эскуффие Франции?

— Ага, — ответил Мама. — А что это?

— Это золотая медаль, — пояснил Ястреб.

— Классно.

— В Париже каждый год вручают, — продолжал Ястреб, — мужчине, избранному Лучшим Поваром Года.

— А я как в списки кандидатов попаду? — спросил Мама.

— Путем приготовления сегодняшним вечером особенно роскошного…

— О нет, — заявил Мама — Я на заказ не работаю. Это не по уставу. По уставу я должен готовить три раза в день…

— Мама-Дорогая, тебе нравится капитан Валдовски? — спросил Ястреб.

— Конечно. Я его за кое что вообще очень сильно уважаю.

После этой реплики и благословляющего кивка Дюка Ястреб обрушил на Маму душещипательную информацию об умственном и эмоциональном состоянии Доброго Поляка, и, заламывая руки, воззвал о помощи. Когда он завершил, Мама-Дорогая был готов участвовать в спасении Гордости Хамтрамака.

Тем вечером Игра в Клинике приостановилась, а покерное и бильярдное оборудование, включая зубоврачебное кресло, были вынесены. Из столовой притащили два длинных стола, зажгли свечи, и обитатели Болота начали хозяйничать за импровизированным баром. Гости — доктора, пилоты вертолетов, простые служаки уже начали теплеть, но Добрый Валдовски грустно сидел в углу и почти не реагировал на прощальные пожелания от друзей и почитателей.

Ровно в полночь подали Последний Ужин, роскошь которого удивила 4077-й в первый и последний раз. Отчасти это была заслуга вдохновленного Мамы-Дорогой, а также удачной засады против Канадского грузовика снабжения, осуществленной несколькими часами ранее. Как результат, копченый лосось Гаспэ сменился гороховым супом, затем жареным мясом, нарезанным ломтиками индивидуально заказанной толщины, с тремя овощами, зеленым салатом, десертом «Печёная Аляска», чаем-кофе, Драмбуи и сигарами «Антонио и Клеопатра».