Ричард Хукер - MASH

— Да нет же. В смысле, где медицинское образование получил?

— Не припомню.

— Такой ответ должен прекратить на время разговор, — сказал Ястреб Дюку, — Сдается мне, где-то я это уже видел. Вылез бы мужик из своего кокона.

Капитан Ужасный Джон Блэк — главный анестезиолог, судя по всему, решил выкурить новенького из куртки. На протяжении длинного рабочего дня от анестезиолога не требуется вмешиваться в работу остальных членов хирургической команды, и от этого Ужасный Джон сильно тосковал по разговору. Лаконичные ответы новичка уже делали его более общительным, по сравнению с лишенными чувств пациентами Ужасного Джона.

— Добрался нормально?» поинтересовался он.

— Не-а.

— По воздуху?

— Не-а.

Ужасный Джон почесал голову и решил подыграть новенькому.

— Тогда как, пешком, что ли?

— Ага.

— Превосходная идея, — заметил Джон. — Как это я сам не сообразил?

Голова высунулась из внутренностей парки и с некоторой тревогой и заботой осмотрела Ужасного Джона с головы до пят.

— Не знаю, — констатировала голова.

К этому моменту группе собравшихся любопытных стало понятно, что в их отделении ненормальных прибыло. Все, включая Дюка и Ястреба, внезапно заспешили по делам. Пока новичка ориентировали на местности, посвящали в распорядок и систему работы, выдавали всякие ценные указания, большинство старожилов лагеря посетило Генри с убедительной просьбой ИМЕННО К НИМ капитана Макинтайра не подселять. Большинство. За исключением Дюка и Ястреба.

— Поживем — увидим, — сказал Ястреб.

— Ага, — согласился Дюк.

Это случилось позже в тот же день. Дверь в палатку откинулась, и в нее вошли новенький, вещмешок и остальной багаж. Новичок швырнул багаж на одну свободную раскладушку, а себя на другую. Рука исчезла в глубинах парки и выудила оттуда банку пива. Следующий нырок в бездну явил на свет открывалку. Новенький открыл пиво и в первый раз взглянул на своих соседей по палатке.

— Да-а-а. Места маловато, — сказал он, — но, думаю, мне здесь будет неплохо.

— Меня зовут Пирс, а вот этого — Дюк Форрест, — протягивая руку, представился Ястреб.

Новенький не шелохнулся.

— Где-то я тебя видел, не так ли? — спросил Ястреб.

— Не знаю. Как сам думаешь? — ответил Макинтайр.

— Госссподибожемой, Макинтайр, ты всегда такой общительный? — потребовал ответа Дюк.

— Только в такой хорошей компании, — ответил Макинтайр.

Ястреб вышел на улицу, нагрёб в ведро снега и сделал мартини. Наполнив два стакана, он подумал, пожал плечами и спросил новенького: нет ли у того желания присоединиться?

— Хочу. Оливки имеются?

— Нету.

Рука отправилась в путешествие к ядру парки, и через минуту вытащила оттуда баночку оливок. Новенький выудил одну и положил в стакан с мартини.

— Что, тоже оливку хотите?

— Ага.

Каждый получил по оливке. Дюк сдержанно вздохнул.

— Макинтайр, — сказал он, — Ты — настоящий жмот.

Ястреб громко рассмеялся. Мартини и голова вылезли из парки, посмотрели на Пирса, и снова исчезли.

Дюк и Ястреб дежурили в ночную смену. Новичка на время приставили к ним. Немного западней лагеря, батальон канадцев провел весь день, подставляя себя под пули, и оттого ночь выдалась бурная. Попались и несколько грудных ранений. Все познания о подобных ранениях Дюк и Ястреб, да и все остальные в Двойном-Неразбавленном, приобрели через горький и трудный опыт нескольких предшествующих недель. Новенький особенно много не говорил, но зато вылез из своей парки и показывал им, что нужно делать. Забравшись в третью грудь, он залатал разорванную легочную артерию так же непринужденно, как Джо Ди отправлялся в рутинный полет. С наступлением утра, когда ночная смена направилась в столовку, их просто уже распирало от любопытства к этому новому груднику из Бостона. За завтраком, очередная банка пива материализовалась из нутра парки и, откупорившись, вновь в нём исчезла.

В Двойном-Неразбавленном в качестве официантов шестерил целый взвод корейских оборванцев. Один из них поставил миску овсянки и чашку кофе перед доктором Макинтайром. Парка выстрелила головой, два мутных глаза которой уставились на корейского мальчика.

— Это что?

— Овсянка, сэр.

— Не хочу овсянку. Неси фасоль.

— Нетуя фасолия.

— Ладно. Фиг с ней.

Далее завтрак продолжался в тишине. Как только троица вернулись в Палатку Номер Шесть, они попадали на койки. Причем новичок так и остался в куртке.

В 4 часа дня Дюк и Ястреб проснулись, умылись и оделись. Парка признаков жизни не подавала, пока вдруг откуда-то из её центральной области не раздались слова:

— Как там насчет мартини?

Ястреб сделал напиток, а парка снова разродилась оливками. После первого стакана новичок встал, снял куртку, умылся, причесался, и одел её обратно. Рассмотрев его еще раз как следует, Дюк убедился в своем диагнозе, поставленным прошлой ночью в операционной: Доктор Макинтайр был невообразимо, ненормально, просто неприлично тощ.

— Эй, пацан, у тебя… энто что, триппер?»

Незамедлительного ответа не последовало. Но голова выползла наружу, и даже выглядела слегка заинтересованной.

— С чего ты взял, что у него триппер? — спросил Ястреб. — Даже специалист по трипперу не может диагноз через парку поставить.

— Вот чего выы…энто… даже не подозреваете, так это, что лично я окончил высшую Армейскую Школу Полевого Медицинского Обслуживания, которая находится в форте Сэм техасского города Хьюстона. С похвальным листом! И, если я чего там и выучил, так это то, что у солдата бывают только две неприятности: он может поймать или пулю, или триппер. Крови я на нем не наблюдаю, стало быть, это триппер.

— Ты так убедительно объясняешь, — сказал Ястреб, — что я начинаю тебе верить. Хотя вдруг этот — исключение из правил?

— Нету у меня никакого триппера, — выдохнула парка.

— Вот видишь? Что я тебе говорил! — сказал Ястреб.

Шли дни, а Макинтайр продолжал оставаться загадкой. Он и Ястреб понемногу разговаривали, понемногу приценивались друг к другу, и Пирса не оставляло ощущение что где-то он этого новенького уже видел.

Прошло около недели. Однажды снег растаял, и, пользуясь случаем, персонал лагеря затеял игру в футбол. Неудачно пущенный мяч шлепнулся к ногам Макинтайра, когда он и Ястреб выходили из палатки. Он нагнулся и очень, очень медленно поднял мяч. Ленивым жестом он махнул Ястребу, чтобы тот отбежал в конец поля. Когда Пирс удалился ярдов на тридцать, Макинтайр запустил великолепный пас прямо ему в руки. Они продолжили свой путь в столовую молча, и Ястреба продолжали мучить странные отрывчатые воспоминания, которые он никак не мог сфокусировать.