Андрей Загорцев - Матрос Специального Назначения

Прямо с занятий меня вызвали к командиру роты и я, «взбледнув» с лица, поперся под чутким руководством «Синего» в канцелярию. Ничего страшного. Меня направили на какие-то дополнительные комиссии и какой-то, очень знакомый на лицо флотский дядька в погонах майора, но называемый Камнем «тащ каптриранга», задал мне пару вопросов, спросил — знаю ли какие иностранные языки, задал пару вопросов на английском. Поинтересовался как я отношусь с прыжкам с парашютом, не боюсь ли? Я сказал, что в моем УПК (учебно-послужная карта) должна быть парашютная книжка. После непродолжительных поисков её вытащили на свет божий.

— Шестьдесят два прыжка, вполне нормально. Вы где прыгали товарищ матрос?

— В ДОСААФЕ товарищ капитан третьего ранга, — постарался я угодить флотскому человеку, не назвав его майором, — и насчет водолазных спусков у меня дома акваланг «Украина» есть, сам обслуживаю и заправляю.

— С чего ты решил, что меня интересуют спуски, — удивился флотский со знакомым лицом.

— Комиссия, на которую меня направляют, как раз на пригодность к водолазным работам, и еще потому, что вы служите в разведке.

Ротный и капитан третьего ранга недоуменно переглянулись.

— Товарищ капитан третьего ранга, вы меня наверно не узнали. Вы еще на Черноморском флоте служили, в гости к нам заходили, к моему отцу.

— Ааа… ептыть!! — воскликнул капитан третьего ранга Чернокутский, — вот тебе на, а я смотрю — на кого ты похож!! ты что тут делаешь?

Я скромно промолчал. Вопрос о моем переводе к другому месту службы в течении нескольких недель после принятия присяги дальше уже решался без меня.

Хромов услышав о моем переводе, заскучал, но потом довольно крякнул:

— Эх, каких кадров не для себя растим, будешь ты теперь не морским пехотинцем, а водолазом. Крепись, там у них такая жопа…

Оставшиеся недели со мной носились как с писаной торбой: особист оформлял на меня какие-то бумаги, я с Синельниковым ездил во флотский госпиталь на медкомиссии, а в остальном меня начали гонять еще больше. Бега не убавилось, а прибавилось. Теперь я, а со мной и вся рота, бегали с нагруженными вещмешками. После занятий я шел в класс инженерной подготовки и там занимался с прапорщиком-инструктором, разбирая и устанавливая макеты мин, изготавливая сосредоточенные заряды и исчеркав всю школьную доску формулами для подрыва. Ни одну из формул прапорщик мне записывать не разрешал, приходилось все заучивать. Все эти плотности сухого дерева, сырого, бетона, железа, контактный и бесконтактные заряды так плотно засели в голове, что даже потом, спустя годы, я абсолютно не напрягаясь извлекал их из головы.

Синельников даже немного мне завидовал:

— Эх, хоть у них там и полная жопа и гоняют их на выживание, будь я молодым, как ты, я бы не раздумывал даже — подготовочка у них дай бог, в лесу выбрасывают на выживание с одним ножиком, они там то кору жрут, то на коз охотятся. На боевое дежурство на загранку мотаются, звери короче, так что ты там хвост пистолетом держи не припозорь нас.

И по этому, чтобы «нас не припозорить», меня отдельно от всех стали гонять еще и в полном комплекте химзащиты. Старшина залез в баталерку (каптерку), вытащил откуда-то из недр огромный резиновый рюкзачище с клапанами для спуска воздуха и торжественно вручил мне его.

— Будущему водолазу от командного состава роты!!! — провозгласил он под тихий смех моих сослуживцев.

«МГэшка» (мешок герметичный) оказалась куда вместительней обыкновенного вещмешка. Теперь я, под смех своих сослуживцев, таскался везде с этим рюкзаком, снимая его только перед походом в столовую. Набили мне его наполовину щебенкой, наполовину всяким ненужным хламом, клапана стянули стропой и опечатали мастичной печатью старшины так, что наполовину облегчить груз никак не получалось.

Я тихо возненавидел всю флотскую разведку, ради которой я теперь выгляжу таким клоуном. Камень иногда появлявшийся в роте вызывал меня к себе, спрашивал, не прошло ли у меня желание служить в водолазах. Я уныло мотал головой. А как хотелось сказать:

«Да ну его нах… товарищ старший лейтенант, оставьте меня здесь в учебке учиться на сержанта! я как выучусь, буду не хуже Синего!!! ну оставьте, пожалуйстааа». Наверно это и хотел услышать статуеподобный ротный. Однако не услышал. Я бы наверно от стыда сгорел, да и по-моему я уже был обречен. Через неделю весь наш призыв передавался в другие подразделения и части, а мое место наверняка было уже определено. Из-за капитана третьего ранга Чернокутского я теперь не одену черное пэша и берет. Как мне сказали, водолазы ходят в простых морских форменках, будто простые матросы с «коробок».

Мне становилось непомерно грустно, и как-то даже закралась мыслишка позвонить или написать домой отцу, чтобы он запустил в ход свои старые флотские связи и вернул всё в нормальное русло. Учебка и рота молодого пополнения как-то уже влились в сознание, притерпелись и стали немножко своими, а теперь снова все менять. Грустно. Да не только грустно, но и тяжело, ох как тяжело. А перевод затянулся, я все шарахался с рюкзаком, а мой призыв уже убыл в части, кто-то остался на учёбу. Я ходил вместе с курсантами на занятия, также получал люлей от Хромова и Камня, а меня все не забирали. Я стоял, как мне сказали, за штатом. Как-то, сидя в инженерном классе и разбирая учебную мину на шарики-ролики, я с ужасом почувствовал, что на мне нет сапог! Косясь на прапорщика, осторожно заглянул под парту: да нет же, вот они на месте. Родные яловые необрезанные (офицерские, как нам говорили сержанты) сапоги. Но я их абсолютно не чувствую на ногах, как будто нет их. Дожился, однако, теперь мне в сапогах намного удобнее, чем в кроссовках. Дальше стало намного хуже. Утром, когда меня вызвали в штаб, я, сняв рюкзак, привел себя в порядок, заправился и бодро затопал, отдавая честь проходящим мимо сержантам, офицерам, прапорщикам, всей спиной ощутил невыносимый дискомфорт. Почему я испытывал неудобство, я понял только возле штаба, где меня уже поджидал Камень. У меня за спиной не было рюкзака. Вот ерунда какая! Как можно испытывать неудобство, когда у тебя за спиной нет лишних тридцати килограмм.

Я шёл по штабным коридорам за Камнем и все мучался этими вопросами. Отмучался. На меня пришли какие-то выписки и завтра меня увозят к новому месту службы. Опять все по новой, опять быть молодым. Эх, здесь хотя бы курс молодого матроса прошёл и дедовщины никакой, а что меня ждёт там?

И снова я бегу, однако бегу уже не так, как бегал в учебке. Бежится мне намного легче, чем остальным, легкие ровно пропускают воздух, ноги поймали нужный темп, а голова отключилась на посторонние мысли. Ой, не дураки у нас в роте молодого пополнения были командиры, далеко не дураки. Пятнадцать-двадцать километров бега в день были абсолютно не лишние. Я теперь самый «молодой» в самой «молодой» группе. Тут все одного призыва, все комсомольцы-спортсмены, большинство приехало откуда-то из специализированной учебки. А я один моложе всех и пришёл из «Сапогов» — так здесь называют морскую пехоту. Здесь нет взводов по двадцать восемь человек, как было у нас. Здесь группа всего десять человек, а вместе с радистами командиром и заместителем всего четырнадцать. И здесь уже есть сложившийся без меня коллектив. Как я попал в эту часть, меня никто не спрашивает. Все и так знают, что через Чернокутского. Не чмырят, не наезжают, просто смотрят. В группе начинается разбиение на пары, так здесь положено. Командир группы полная противоположность Камню — невысокий сухощавый капитан-лейтенант Поповских, брюнет с правильными чертами лица тридцати лет от роду. Рассказывает много, занятия все проводит сам. Кажется, нет той области военной науки, которой он не знает. Рассказывает очень увлекательно, с юмором и шутками. Приятно послушать, да и просто смотреть на такого человека: на службу приходит в гражданке, а потом переодевается. Служит с интересом, но, как шепчутся матросы, иногда любит «покататься на синем дельфине». Однако в пьяном виде никогда к подчинённым не лезет.