Борис Привалов - Веселый мудрец. Юмористические повести

— Ну? — вытаращил глаза Трясун. — Она будет опять… полная? До краев?

Нестерко пошел в угол, взял целехонькую меру горилки и принес ее к Трясуну:

— Смотри!

— Ай да ворожей! — пробормотал Трясун, уважительно поглядывая на Нестерка. — Пятьсот рублей в день! Да еще чудеса… Знаешь, ворожей, оставайся со мной. Ну их, панов. Сюда Печенка приедет, а мы ко мне, в Дикуличи. Заживем! Село мирное, мужики тихие. Есть один — Нестерко, да не долго ему озоровать. Сживем со свету.

— Слышал я о Нестерке, что не так просто с ним сладить, — осторожно вставил Нестерко.

— Хитрый мужик, озорной, верно, — мотнул головой Трясун. — Но я его чуть не обвел вокруг пальца. Самого послал за щенком, а детей его всех хотел продать. Пан Кишковский умер, а то бы… Ну, это все суета… Ворожей! Поедем ко мне, Нестеркину дочку старшую себе возьмем в прислужницы, а? Утром и вечером ноги нам будет мыть и сказки сказывать. Оставайся, ворожей. Ну, чего тебе шататься? Обзаведешься хозяйством, горя знать не будешь! Ты думаешь — в других деревнях каша да сало на деревьях растут? Нет. А мы посидим в Дикуличах лишь до поры до времени. Под лежачий камень вода не течет, бока у камня мхом обрастают, лежать мягче становится…

Нестерко не слушал пьяной болтовни Трясуна. Как только он понял, что его детям грозила неотвратимая беда, он весь рванулся к дороге, к коням, к родной хате. Может, там Печенка еще что придумал?! А как же мужики загольевские? А что, если так…

— Пан Кузьмовский горилку пьет с огнем! — сказал Нестерко. — Подожжет и пьет! Настоящий пан!

— Я, дай срок, и не таким буду! — стукнул себя в грудь писарь.

— А горилку ты жег?

— Могу! — Трясун вынул из кармана огниво, трут, долго высекал искру. Потом от трута зажег свечу. Горящей свечой водил по мере с горилкой, пока она не воспламенилась.

— Вот! — гордо сказал Трясун. — Горит! Как у пана!

— А-а! — вдруг заставил Нестерка вздрогнуть голос Трясуна. — Кто пожаловал сюда! Иди, иди, красавица, выпей с нами горящей горилочки!

Нестерко оглянулся и увидел маленькую, босую, в серой посконной рубашке девочку, которая испуганно стояла посреди зала. Очевидно, она вошла через боковую дверь и не думала здесь кого-нибудь встретить.

— Не бойся! — стараясь говорить как можно нежнее, манил девочку Трясун. — Я хочу с тобой выпить. И с ворожеем. Будем втроем пить!

Девочка медленными шажками, словно птичка под взглядом змеи, подвигалась к Трясуну.

— Люблю, когда дети пьяные, — хихикнул Трясун в ухо Нестерку. — Паны о мужицких детях забывают. А если всех детей мужицких собрать да потом выкупа у отцов-матерей потребовать? А? Сколько наживем на этом?!

Трясун уже изготовился схватить девочку. Но Нестерко сильно ударил своим дубовым посохом по его руке.

Девочка шарахнулась в сторону.

— А-у! — по-собачьи взвыл писарь.

Нестерко схватил его за ворот, приподнял над креслом.

— Давай сюда суму, гниль!

Трясун только глаза пялил да головой мотал. Нестерко свободной рукой вынул из-за пазухи писаря суму, достал из нее свернутую трубочкой бумагу.

— Говори, гниль, это загольевских мужиков прошение? Говори, не то убью! — прошептал Нестерко.

— Оно… оно, — пролепетал Трясун. — Только душу отпусти… Глаза-то знакомые… Знаю я тебя… А-а, Римша!

Произнеся это имя, писарь вздрогнул, словно его ударили, рванулся из рук Нестерка с такой силой, что грохнулся на пол, ногой задев ведро с пылающей горилкой. Горящий синим пламенем ручей побежал по полу.

— А-а! — вдруг пронзительно закричал Трясун. — Римша!

Слуги в углу вскочили на ноги и уставились на языки синего пламени.

— Римша! — продолжал вопить Трясун, уползая в угол к пустым бадейкам.

— Пожар! — завопили слуги и бросились во внутренние покои.

Нестерко спокойно миновал комнаты, спустился по лестнице, вышел на крыльцо. Бричка стояла наготове. Кучер озабоченно спросил:

— Ну как?

— К бабке Акулине! — влезая в бричку, сказал Нестерко.

— Значит, дело! — улыбнулся кучер. Он тронул коня, но тот уже натянул поводья: — Горит, никак?

Нестерко взглянул на дом. Из высокого окна второго этажа тянулась синеватая струйка дыма.

— Постой-ка, — сказал Нестерко.

Вдруг яркий огонь весело полыхнул во все окно, лизнул карниз и выскочил на свежий воздух.

— Девочка там чья-то бродит, — соскочил с брички Нестерко, — спасать надо! Возьми-ка бумагу да вези ее к Акулине. Будет время — за мной приезжай…

И он бросился в дом.

Кучер спрятал бумагу, огляделся — дворня еще ничего не заметила. Уже занялись черные окна во втором этаже, повалил дым.

— Эх, милый! — хлестнул коня кучер.

Вылетая из ворот усадьбы, хлопец в полглаза увидел, как к дому со стороны псарни и конюшни бежали люди.

…Панский дом вспыхнул, будто его подожгли сразу со всех концов. Старое сухое дерево запылало дружно. Словно нарочно подул ветер, и огонь перекинулся на конюшню, на псарню. Уже дымились крыши коровника, свинарника, сараев.

Дворня толпилась в нерешительности. Протрезвевшие слуги выскакивали из окон первого этажа. Большинство мужчин было отправлено Трясуном из имения на различные работы сразу же после поминок, а те несколько слуг, которые остались, едва держались на ногах от выпитой горилки.

Простоволосая босая женщина рвалась из рук дворовых девушек, кричала истошно.

— Она в саду работала, а ее меньшая бегала-бегала возле, да в панский дом и зашла, — объяснял кто-то. — Сгорит теперь дочка…

— Где ж ее найдешь в таком дымище-то, — говорили люди, — не войти, не пробраться…

Трясуна никто спасать не собирался. Слуги же все успели выбежать из огня и довольно спокойно смотрели, как горит панское добро.

— Крик я слышал, — рассказывал один из слуг, — будто Римша в доме. Сам не видел, а крик был.

— Чего Римше делать там?

— А бумага? Новому пану челобитная?

В крайнем окне второго этажа, откуда дым еще едва струился, показалась мужская фигура с девочкой на руках.

Толпа ахнула, говор стих.

Незнакомый чернобородый мужик одной рукой прижимал к груди девочку, а другой держался за косяк окна.

— Сено несите! — закричал кто-то — Давай сена! Человек десять бросилось к сараю, возле которого стоял неразгруженный воз с сеном.

Еще человек десять бросились к возу и подвезли его под самое окно.

Чернобородый мужик прижал к себе девочку и прыгнул на сено.

— Детонька моя! — бросилась простоволосая женщина к девочке. — Солнце мое!

Она ловко, как кошка, вскарабкалась на воз и схватила дочку. Чернобородый мужик сошел с воза, зашатался и упал на землю. Его окружила дворня.

— Угорел! Эвон как дымищем от него несет! — сказал кто-то.

— Может, это сам Римша? — перекрестилась одна из женщин.

— Ты что ж, Римшу забыла? — удивился кто-то. — Его же дом от тебя третий! Римша русый, льняной даже! А этот…