Олег Мальский - Три недели из жизни лепилы

Бугай обмяк.

Я незаметно вывинтил на пол-оборота лампочку клинка. Как и следовало ожидать, в ответственный момент она не загорелась.

— Все под контролем. Пока маской подышу.

Марина Максимовна затрусила в гнойную. Немолодая уже, тяжело бегать. «Гнойная» заперта. Ключ у санитара смотровой, которого менты послали за сигаретами. Этот вариант отпадает. Вариант номер два — «реанимация».

Как ни крути, минут семь. По меньшей мере.

Я повесил маску со шлангами на волюметр и выключил аппарат.

В окно предоперационной смотрела луна — большая, белая и безучастная.

Мама говорит, что я добрый мальчик. Что да, то да. Был когда-то. Добрые мальчики бредут по земле, как ежики в тумане. Встречая врагов.

Наживая врагов. Не признавая врагов. Прощая врагов…

Сколько можно прощать?!

Ведь это будет даже не убийство — экологическая акция. Тело перестанет загрязнять биосферу, а душа… Души у него никогда и не было.

Еще одного придется записать на свой счет. А там накопилось достаточно. Заветный листок со схемой персонального кладбища хранится в шкафчике.

Подальше от посторонних глаз.

Получить на утренней конференции выволочку за этого подонка?

Ну уж нет!

Я вернулся к почерневшему до безобразия бугаю, исправил «поломку» и запихнул трубу. Живи, скотина, фуй с тобой!

Роза Ивановна заблудилась в трех соснах. Я надеялся на золотые руки ответственного, но он появился только в середине операции. Пьяный в зюзю. Последнее время подобные эпатажи зачастили. На дежурствах Зайчук «квасит» в своей 14-й хирургии и каждые три-четыре часа наведывается в «неотлогу», проходя все стадии алкогольного опьянения.

— Да в-вот же она! — дирижируя толстым указательным пальцем, Тарас Анисимович чуть не завалился в рану.

Его подхватили и увели спать.

Я в пятнадцатый раз поправил бестеневую лампу. Большова нашла потерянную иголку и ушила перфоративное отверстие.

Вниз идти не хотелось. Я выудил из помятой пачки «беломорину» и плюхнулся на аккуратно застеленную кровать травматолога.

Подо мной что-то хрустнуло.

— Вашу мать! Совсем офуели!

Пока Дурак Ильич нашаривал очки, я поспешил ретироваться.

Кто ж виноват, что ты такой тощий — под одеялом не контурируешься?

В кабинете заведующего Одетта разглаживала на простыне последние складки. Я и не знал, что диван у Юлика выдвигается до таких размеров.

Лена поникла в углу. Как тогда Юлик.

Я принялся методично обзванивать «горячее точки» других корпусов. Связываться с Лидой — новой пассией Игоря, дерзкой и вредной операционной сестрой из «неотложки» — мне не хотелось. На мой призыв откликнулась дежурная по нейрохирургическому блоку — наша строгая, но справедливая старшая Нина. Больше восьми часов она провела в гордом одиночестве, забытая нейрохирургами, которые торчат двумя этажами ниже. В ожиданий экстренной работы Нина перечитала все имеющиеся в ее распоряжении газеты, связала носки и опупела от телевизора.

Нина была готова пропустить стопочку-другую. Но я не хочу только в разлив. Мне надо и на вынос. «Ладно, приходи».

Когда я вернулся, Лена уже переоделась в операционную форму и ждала у задраенной наглухо дверью кабинета заведующего.

Я молча влил в себя сто граммов ректификата.

— Пошли.

Ну в самом деле, куда она поедет в час ночи? Все равно Гошина кровать свободна.

Я проснулся с полным мочевым пузырем, над которым высился матерчатый холм. Голова свежая, ничего не болит.

Лена улыбнулась во сне. Я осторожно затворил за собой дверь.

Больница угомонилась. Город дремал. Страна погрузилась во временное небытие. Интересно, что они сейчас видят?

Марьяна — частную наркологическую клинику, где ее наконец вылечат от алкоголизма. С гарантией. После чего она встретит того, единственного, который воплотит в себе качества покойного мужа, Игоря и, возможно, вашего покорного слуги. Единственный приструнит сына-психопата, пристроит его в лицей, гимназию или колледж. И будут они жить-поживать…

Геобальт Адольфович видит, как заведует 18-м отделением.

Спит и видит, как сдаст на права и купит «запорожец». Такой же, как у «этого выскочки» Песцова, только лучше.

Прокурор, которому выпала нелегкая задача рассудить врачей-убийц и пятерых невинных овечек из «хороших семей» видит, как Кодекс горит синим пламенем в огромном костре. Согласно новому указу отныне каждому судье для отправления его профессиональных функций полагается букетик ромашек. «Виновен, не виновен…»

Академику Покровскому снится, что министр здравохаркания (другой вариант — здравзахоронения) заболел СПИДом. Министру обороны — что маджахеды перешли границу СССР и наступают на Москву. Патриарху — что для поднятия престижа КПСС его попросили объединить две организации.

Сергею Михалкову — что ему поручили сочинить новый государственный гимн. Но ведь лучший из возможных гимнов давно уже написан: «Весь покрытый зеленью, абсолютно весь…»

Президенту — что он нашел, наконец, решение жилищной проблемы. Взорвать все имеющиеся в Союзе АЭС к чертовой матери и заселять пустующие квартиры в тридцатикилометровой зоне.

Интересно, а что недавно снилось мне?

Что бы там ни снилось, а холм не опадает. Что ж, еще не утро. Я тихо рассмеялся. Дождалась-таки.

За манной кашей и ячменным кофе совершенно трезвый Зайчук, давясь смехом, рассказал о возмутительном инциденте в 39-й торакальной.

Пьяная санитарка, отцепив бархатный шнур, завалилась спать в палате, где в 1918-м долечивался после ранения В.И. Ленин — Боткинской святыне, перед которой вывешена соответствующая мемориальная доска. Завалилась не одна — с приблудным шофером. Судя по висящему на зеленом абажуре нижнему белью, они не только спали.

Теперь «ленинскую» палату закроют на ключ, лишив коллектив возможности приобщаться великому.

Лупихин даже не улыбнулся. За какие-нибудь семь часов его угораздило разругаться с Одеттой и разбить себе лоб.

Ночью Гошу вызвали на ущемленную грыжу. Во-первых, была его очередь. Во-вторых, меня не добудились. То есть в другом хронологическом порядке.

Гоша натянул на себя операционную форму, открыл платяной шкаф и решительно шагнул внутрь. Одетта сначала не испугалась, потом чуть не умерла со смеху. Лупихин сначала наорал на нее, потом долго упрашивал остаться.

Нас сменили Юлик и Сережа. Я спустился в подвал. Гоша задержался, чтобы передать ключи от кабинета.

Усталый ответственный только и успел, что снять штаны, когда по лестнице сердито застучали шлепанцы второго анестезиолога.

Подчиненный громко шипел:

— Сука! Проститут! Ты что же, собака, делаешь?

Он ворвался в подвал и схватил меня за грудки.