Олег Мальский - Три недели из жизни лепилы

— И что зря пи**еть? Надеюсь, ты ни с кем не обсуждаешь так откровенно свои проблемы?

— Только с тобой.

— Со мной можно. Но лучше молчать. Почитай Брюса. Психология боя есть психология жизни. Не намахивайся. Не обозначай удара. Никаких стоек!

Бей внезапно и наповал. Когда уже некуда отступать. Но мой дружеский совет, — он затушил папиросу и выплеснул из кувшина осадок, — Уже из японцев. Спокойно сиди на пороге своего дома, и когда-нибудь мимо пронесут твоего врага. Ногами вперед. Да хватит о грустном. Как у тебя с бабьем-с?

— Снова встретил… Может, получится.

— Обязательно получится. Все определяет положение звезд на небосклоне. Сойдутся правильно — и получится. Кровать сломаете.

— Ломать придется на сухую. В кармане шиш.

— А на сухую слабо? Боишься потерпеть фиаско?

— Чего бояться? После тебя я — лучший кунни-лизатор в Москве.

— И ано-лизатор?

— Не пробовал.

— Проанолизируй как-нибудь. Неотразимая штучка. Ладно, не кисни. Так и быть, помогу.

Он удалился. Из маленькой комнаты донесся шум расшвыриваемых в разные стороны предметов.

Приободрившись, я уже накручивал диск телефона.

— Дежурного доктора, пожалуйста.

Через минуту Аня взяла трубку.

— Здравствуй. С Новым годом! С новым счастьем! — последнее слово я произнес тихо, нежно и с глубоким, прозрачным до наготы смыслом.

— Здравствуй, Олег. С Новым годом.

Ее голос звучал строго и печально. Как дамские шпильки по могильной плите.

— Я так соскучился! Вроде всего четыре дня… Когда ты сможешь?

— Олег… мы не должны встречаться. Так нельзя. Как потом я буду смотреть Венере в глаза?

Ах, эта старая, подлая сука!

— Но в ресторане…

— Считай это затмением. Я вела себя, как последняя… Моя ошибка. Прости. И не звони мне больше. Пожалуйста!

— Но как же… — в ухо противно загукало.

Отбой. Не сошлись.

Паша протянул мне «смирновку».

— Откуда?

— От верблюда. Борзые щенки.

— В мире животных.

— В мире ублюдков.

— Спасибо.

Я убрал пузырь в сумку и встал.

— Успешно?

— Вполне.

— Сразу в бой?

— Знай наших!

— Знаю…

Воздух Марьиной рощи приятно холодил лицо. Уже стемнело.

Куда идет этот троллейбус?

В сентябрь 89-о.

Мона — это болезнь. У меня она протекает в тяжелой форме.

Бывают и ремиссии. Но как вспомнишь тот роковой сентябрьский вечер, когда Мишкины проводы самым непредсказуемым образом схлестнули нищего советского врача и темнокожую звезду авангарда, болезнь обостряется.

Четыре месяца я не мог решиться на продолжение знакомства.

Когда, наконец, позвонил, Мона без подсказок назвала меня по имени и сразу согласилась встретиться.

Мы бродили по залам ЦДХ, гуляли по зимней Москве… Я хотел ее дико. Но это не помешало мне заметить за соблазнительной оболочкой интеллект, остроумие и оригинальность.

Что ее привлекало во мне? Видимо, то же самое.

Через неделю я оказался в ее четырехкомнатной квартире на Смоленке с двумя спальнями и студией.

Мона показывала мне картины. Я в этом ни шиша не понимаю и, больше, чем картины, рассматривал Мону.

Она проста в общении и не закомплексована. Когда я хочу ее увидеть, звоню и приезжаю. Даже если работает, охотно устроит перекур. Куревом обычно дело не ограничивается. Мона — девушка нежного возраста и хрупкого телосложения, но потребляет разнообразные крепкие напитки наравне с мужчинами.

Мужчины сиживают у нее частенько. Влюбленные одиночки вроде меня, представители свободных профессий — малыми кучками.

Мона не монашка и не скрывает этого. Ругает финские «спирали» («Или я какая-то ненормальная, что залетаю даже от поцелуя?»).

Осуждает хамство в кооперативных абортариях.

Интересная девушка. Интересно рассказывает. Ее интересно слушать. И я слушал. Пока не понял, что еще неделя, и меня вы черкнут из списка потенциальных половых партнеров. Запишут в хорошие знакомые, а таковых предостаточно.

Предпринял лобовую (точнее, лобковую) атаку. Пригласил девушку «в гости к другу». Мона любит ходить в гости не меньше, чем принимать гостей, поэтому ее не испугала даже поездка за пределы МКАД.

Когда я вставил ключ в замок, Мона спросила: «А друг-то где?»

— «Вышел».

Улыбнулась.

Потом шампанское, «Мальборо лайт», фрукты с рынка, «Би Джиз» и Саймон с Гарфанкелом. «Я не люблю медленные. А быстрые не умею».

Мне все-таки удалось вытащить ее из-за стола. Она хорошо танцует. На осторожные приставания никакой реакции. Конгениальный способ поставить мужика на место.

Но у меня все на месте и уже стоит. Я упорствовал. «He надо»

— «Но почему?»

— «Я потеряла интерес к мужчинам» — (?!) — «Мне кажется во мне умирает лесбиянка».

Я просто осел. Или осёл.

В полночь девушка попросилась домой.

На последние деньги я взял такси до Смоленки и обратно.

На душе было хреново. Все «транки» куда-то подевались. Или закончились. Шампанское на меня не подействовало, а больше выпить нечего.

Заснуть не удалось. Под утро закончились сигареты.

Минуты тянулись, как резиновые.

Я поскреб двухдневную щетину. Надо бы побриться.

Из зеркала на меня посмотрел седой старик. Я встряхнул готовой. Старик дернулся и исчез. А ведь сегодня, то есть вчера, кетамина не было.

Кстати о кетамине. А почему бы и нет?

На следующий день Мона без колебаний согласилась расширить границы своего сознания.

Дверь мы заперли, телефон отключили. Зашторили окна, плюхнули в «пепси» по дозе и чокнулись. Девушка легла на ковер и погрузилась в себя. Я приглушил «Мэднесс» на ее двухкассетнике и расположился рядом. Не встретив никакого сопротивления, осторожно снял короткую кофточку. Уже расстегнул молнию на юбке, когда заплакала дочь Моны от первого брака Алиса.

В тот же миг Мона вернулась из неведомых мне далей, смерила коварного соблазнителя уничижающим взглядом, привела себя в порядок и отправилась спать к Алисе. Оставив меня догуливать по галерее Уффици.

С тех пор я больше не распускал руки. Опасался снова наткнуться на гладкий — отполированный моими удачливыми предшественниками — лед.

Действовал словом. Хвалился своими победами, пытаясь разбудить ревность. Несметное количество раз признавался Моне в любви, в том числе на коленях.

Звонил ей по пьяни. Звал замуж. Она смеялась. Я хамил.

Расставались «навсегда». Через две-три недели приезжал — выбритый до синевы и с подарками для маленькой красотки Алисы. Алиса служила эдакой палочкой-выручалочкой. Мостиком к маме.

Одна моя хорошая знакомая говорит, что мне проще дать, чем объяснить, почему не хочешь. Мона находила все новые и новые отговорки, например: «У меня очень большие запросы. Вдруг ты не сможешь меня удовлетворить!»