Константин Шаповалов - Недремлющий глаз бога Ра

Пока он откидывал сидения и учтиво выковыривал длинные ноги девиц из обивки, мне удалось подняться в квартиру и собрать разбросанные по комнатам вещи. Когда прихожая наполнилась голосами, я заталкивал под диван последнюю грязную рубашку.

Не нравилось мне начало нашего путешествия, но деваться было некуда: кто девушке платит, тот её и танцует.

— Сергей Сергеевич! Народ требует хлеба и зрелищ! — легкий на помине, ввалился в комнату Веник.

— В меню только макароны и вид из окна.

— А вот мы сходим, проверим закрома, — он обернулся к дамам. — Машенька, вы под водку что больше предпочитаете? Килечку или же солёные огурчики?

— Под водку? А вы разве не одеколон пить будете? — оглядев обстановку, высокомерно спросила Маша.

Но смутить скульптора на моей памяти ещё никому не удавалось:

— Так, а что скажет Катюша?

— Спасибо. Я вообще не пью спиртного, — встряхнула та белой чёлкой.

— Вот и славно! Значит, мы с Сергеем Сергеевичем отправляемся в поход за кефиром и квашеной капустой, а вы приводите в порядок наше скромное ристалище.

— Никакое это не скромное ристалище, а самая настоящая конюшня. И как вам не стыдно в такой грязи кошек держать? — Катя поймала Бациллу, замурчавшую от прикосновения нежных женских пальцев, и стала её укачивать как младенца.

Тем временем Маша закончила осмотр квартиры и с некоторым сомнением заявила:

— Конечно, мы приберём ваши апартаменты, но это займёт не меньше часа. Если хотите, то становитесь в самую большую очередь, чтобы до двенадцати не возвращаться и нам не мешать.

Мы согласно выкатились из квартиры, но на лестнице я задержал Липского.

— Ну, почём сейчас размножение? Сколько ты им заплатил?

— По двести долларов, в соответствии с действующими тарифными ставками.

— Маловато. Пожалуй, я отваливаю к другому клиенту.

Он покровительственно похлопал меня по плечу.

— Не бойся, в обиде не будешь.

— Дело не в обиде. Просто я не одобряю твою затею. Не забудь дверь захлопнуть!

Я развернулся и хотел идти, но он поймал меня за локоть.

— Послушай, их двое, а я один. Ты не можешь бросить меня в такой аварийно-пикантной ситуации.

— Ещё как могу! Ты, когда звал их в машину, меня разве спрашивал?

Веник прямо зашелся от возмущения.

— Конечно! Я конкретно спросил: "Берём?", а ты начал умничать и пускать слюни. Взял бы и сказал: "Нет, не берём!". А ты что? Сначала науськивал и подначивал, а теперь в кусты?

— Ничего не в кусты! Просто мне неохота строить из себя этово-тово!

— Ну, знаешь, это будет натуральное свинство, если ты не останешься. Можешь не размножаться, если менталитет не позволяет, но поддержать компанию ты обязан, суди тебя Бог!

— А вот — не обязан!

В ответ длинные худые пальцы уцепились за мою пуговицу:

— Не придуривайся, ничего особенного от тебя не требуется! Развлечешь дам светским разговором, расскажешь что-нибудь смешное и поучительное. Например, тему своей докторской диссертации. Не думаю, что после этого кто-нибудь покусится на твою невинность.

— При чём тут невинность? Мне денег жалко!

— А, жалко, да? Я знал, что у тебя на уме только секс и деньги.

— Не секс а идиотизм. Корчишь из себя, я не знаю, султана Брунея, а за душой одни долги. Скажи честно, ты сигареты давно стрелять перестал?

— Чем это ты меня попрекаешь? Между прочим, я учёный, а не новый русский!

— Тогда носи табличку, а то тебя за кого угодно могут принять.

Тут его ушибло по-настоящему — даже пена в уголках рта выступила.

А мне плевать! Между прочим, я сознательно решил не гоняться за выгодами, а посвятить себя науке. Да, сейчас я стал нищим, но разве дело во мне? Не моя вина, что общество не может достойно обеспечить свой интеллектуальный потенциал, — войдя в раж, он стал сильно жестикулировать и сделался похож на горбатую ветряную мельницу.

От частых взмахов рук раритетное пальто — предмет его гордости уже лет десять — распахнулось и явило свету выбившуюся из штанов гипюровую рубашку, которую я подарил ему на день рождения. Тоже лет сколько-то назад, когда гипюровые рубашки были в моде.

Я попытался припомнить это время, но не смог.

— Вот и вёл бы себя соответственно, а не как директор платного туалета. Девочки, водочка… это что?

Словно защищаясь, он снова вскинул длинные руки.

— Это просто попытка выжить в дерьме. Глупая — согласен. Но, скажи, ты разве не чувствуешь, что это дерьмо нам всучили насильно? Взамен прежнего, которое нагло — среди бела дня и с участием спецназа — отобрали!

Надо же, в одной фразе уместил всю новейшую историю.

— Правду рёк, Козьма! Дурят народ!

— Нет, ты не увиливай! Скажи, кто сейчас раскатывает на иномарках? Или бандиты, или бандитские депутаты. А порядочные люди где? Расширяют метрополитен! Это факт или не факт?

— Это не факт, а всего лишь данность. И к тому же, ты теперь свободен. Вали куда хочешь! Куда душа пожелает.

— А на чём «валить»? Троллейбус, он тоже не бесплатный. И душа у меня желает не «валить», а поужинать в ресторане. С женой, между прочим. Душа у меня хочет жениться, завести детей, попугая и вот такую маленькую собаку! — пальцами он продемонстрировал желаемый размер собаки.

Из солидарности я тоже махнул рукой:

— Ладно, пусть будет маленькая собака, если ты решил начать именно с неё. Составлю тебе компанию. Но только не обольщайся насчет праздника, потому что он не наш. Чужой, поал?!

Мои слова оказали на начальника экспедиции сильное воздействие, но противоположное ожидаемому. В магазине, который считался одним из самых дорогих и престижных в Москве, мы провели значительно больше часа, и всё это время он разыгрывал взыскательного начальника тыла, инспектирующего подведомственную продовольственную базу.

Зато когда вернулись, в квартире никого кроме кошки не оказалось.

Полы сверкали первозданной чистотой, посуда была перемыта, в ванной царил идеальный порядок, и даже мои грязные рубашки оказались выстиранными. Но след путанок простыл.

— Здравствуйте, девочки, — оглядев пустую комнату, вежливо сказал Веник.

Свалив доставленный припас в угол, я принялся разгружать путешественника, с голодухи и от амбиций укомплектованного как продуктовая автолавка.

— Сейчас мы с приятелем немного потанцуем…

— Тебе пакет! — перебил я. Возле телевизора лежал обрывок газеты, по краю которого шла надпись, сделанная косметическим карандашом: "Господа плейбои! У нас важная встреча, извините. Позвоним вечером, когда освободимся"

— Шерше ля фам! — философски заметил Липский, ознакомившись с содержанием записки. — Нужно было их на замок закрыть.

— Не понимаю, чем ты собственно недоволен? Уборка сделана качественно. Четыре сотни, разумеется, дороговато, но ведь и время сейчас такое. Всё кусается, — я не особенно огорчился, поскольку со времен первомайских демонстраций мне претили массовые мероприятия — в том числе групповые.