Феликс Кривин - Всемирная история в анекдотах

Он не увел ее тайком и не добыл в открытой схватке. Он из кустов подсмотрел, какая она красивая, потихоньку поехал за подкреплением и, напав на ее мужа целым отрядом, отбил у него жену.

Но, видно, любовь ее осталась с другим человеком, и сыну своему, будущему Чингисхану, она могла передать только ненависть. И от этой ненависти много смертей родилось и умерло множество жизней.

Ехал отец Чингисхана по жаркой степи, и захотелось ему пить. А на пути только враждебный татарский улус, где он незваный гость для любого татарина.

Татары ненавидели этого монгола, но ничего не поделаешь — закон гостеприимства.

Следуя закону гостеприимства, татары налили проезжему человеку ведро воды, но сделали уступку и ненависти: сыпанули в ведро отраву.

Так остался Чингисхан сиротой. Нельзя злоупотреблять законом гостеприимства.

На покоренных землях Чингисхан старался не оставлять никого в живых. Чтобы никто под его властью не мог поднять голову, считал он, головы должны быть отдельно, а люди отдельно.

Потому что он боялся живых людей. С мертвыми ему было спокойнее.

Десятитысячная гвардия окружала юрту Чингисхана, охраняя его от живых людей. И вся эта гвардия была умерщвлена на его могиле, чтоб его и на том свете было кому охранять.

«Аккуратность — вежливость королей» — это сказано не о Чингисхане. Не довольствуясь тем, что монголы не умываются, не купаются и вообще стараются не прикасаться к воде, почему-то опасаясь, что их убьет молния, Чингисхан издал указ, запрещающий его народу стирать одежду и мыть посуду. Одежду следовало носить, пока она не сгниет, а посуду просто вытирать травой или коровьим пометом.

Великий князь Московский Иван Данилович Калита ходил с сумой по свету, но не побирался, а наоборот, деньги раздавал, потому что в те времена, чтобы делать дела, нужно было постоянно кому-то совать в лапу. Так он ходил и совал, ходил и совал, собирая русские земли в единое пока еще татаро-монгольское государство.

Повелителем всея Руси в то время был хан Узбек. Не по национальности узбек, а по имени. И такой это был выдающийся хан, что его именем назвали целую национальность.

В России в то время только хан был всея Руси, а русские князья — каждый своего отдельного, или, как их называли, удельного княжества. И распределял эти княжества между князьями хан Узбек. Вот почему ему приходилось и в лапу совать, и доносить на своих родных и близких, чтобы им не досталось княжество. Поедешь в орду, настучишь на князя Владимирского, присоединишь к Москве Владимир. Настучишь на князя Тверского — присоединишь Тверь.

Замечательный был князь Александр Тверской, добрейшая, честнейшая душа, а что делать? Нужно же русские земли в единое государство собирать. Пусть пока не русское, а татаро-монгольское, но это ничего. Тем более, что татаро-монголы тоже народ не чужой, они внесли свой вклад в будущую историю России. Например, друг Ивана Калиты татарский мурза Чет внес огромный вклад в лице самого царя Бориса Федоровича Годунова, который был прямым потомком мурзы, что сказалось на его государственной деятельности.

Если б не татаро-монголы, неизвестно, удалось ли бы собрать русские земли в единое государство. Тут нужно было татаро-монгольское иго, чтобы собрать сначала все земли под игом, а потом сбросить иго — и вот она, навеки сплоченная единая великая Русь. Плохо только, что иго сбросить никак не удастся. Татаро-монголов сбросим, это да, но иго-то, иго — оно останется!

Борьба за власть ослепляет человека. Достаточно вспомнить русских князей Василия Косого, Шемяку и великого князя Василия. Косой и Шемяка хотели отобрать у великого князя его великое княжество, и началась у них великая междоусобная война. Поймал однажды великий князь Василия Косого и говорит:

— Глаза бы твои меня не видели.

Ну, и приказал выколоть двоюродному брату глаза.

Был Косой косым, а стал вдобавок слепым. Или, как тогда выражались, темным. Но это еще был не тот Василий Темный, которого мы знаем из истории, тот Василий Темный еще впереди.

Как говорят римляне, подобное излечивается подобным. Поймал Шемяка великого князя и говорит:

— Глаза бы твои меня не видели.

Одним словом, око за око. Выкололи великому князю глаза, и стал он Василием Темным, украсившим этим именем страницы истории.

Василий Темный правил страной хорошо: после того, как вокруг него стало темно, в голове его вроде бы просветлело.

И сразу кончилась великая междоусобная война. И жизнь началась спокойная, мирная, замечательная жизнь, — если, конечно, не считать, что под татаро-монгольским игом.

Варяги и татаро-монголы встретились посреди могучей и славной державы и выпили за дружбу народов, которые сплотила навеки великая Русь.

Рукописные, рукописные… И когда это все написать, чтоб узнали далекие присные то, что ближним не велено знать?

Зря ты, Пимен, ушел в писатели, грозный царь на расправу крут. И ко времени ли, и кстати ли этот Богом завещанный труд о вещах, от которых бы спрятаться, о которых бы лучше молчать?

Ох, не скоро тебе печататься — ведь когда еще будет печать!

И когда еще будут издания и читатели этих книг…

Но сказанья идут за сказаньями… И последнего — нет среди них.

Каструччо Кастракани вышел из Пизы, взял по дороге Пистойю и находился на пути к свободной Флоренции. Свободная Флоренция решила выслать ему навстречу войско под командованием доблестного капитана Раймондо ди Кордоны, но этот главнокомандующий не спешил выступать в поход, а завел долгий и утомительный спор о дополнительных полномочиях. Он считал, что нельзя отделять военную власть от гражданской, что прежде чем воевать, нужно ввести чрезвычайно военное положение, ограничить свободу высказываний, чтобы все молчали и слушали команду.

Пока шли эти споры, Каструччо Кастракани в боях набирался сил, и, когда капитана наконец раскачали на военные действия, Каструччо наголову его разгромил, а свободный город подверг позору и разграблению.

Такова была цена свободы. Но за свободу и не может быть низкой цены.

После того, как победоносный Каструччо Кастракани проследовал по дороге войны, флорентийцы возобновили спор, как им дальше защитить свободу и независимость. На доблестного капитана надежда была слаба: защитник Флоренции либо отсиживался где-то в плену, либо отлеживался где-то в могиле. Поэтому было решено пригласить из Неаполя своего человека, славного герцога Карла Калабрийского, чтобы он возглавил флорентийские войска, когда Каструччо на обратном пути снова вздумает напасть на Флоренцию.