Андрей Яхонтов - Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2

— Знаю, — говорил он. — Она в прошлом проститутка. Но копни прошлое наших светских дам. Судей, депутатш, министеш. Или тех же деятелей и деятельниц культуры. В чем моя косоглазая таечка им уступает? Ни в чем! Напротив, она превосходит их! Поскольку не корчит из себя недотрогу.

Желая сделать лучше, я снова ухудшил ситуацию: объявил об учреждении маркофьевских премий в области литературы и искусства. Ох, как я вновь ошибся! В моей недоспелой голове зародилась бредовая мысль, и я, не посоветовавшись с другом, а желая сделать ему приятное, преподнести сюрприз и еще больше раздуть влияние и величие, на одной из пресс-конференций самонадеянно брякнул о скором вручении его личных наград достойнейшим служителям муз.

Что началось!

Члены группы поддержки наших начинаний, активисты маркофьевского движения чуть не передрались — еще на этапе выдвижения кандидатур в соискатели. Каждый считал себя наиболее достойным и не желал никого пропускать вперед…. (Весьма престижным оказалось даже участие в жюри, распределявшем награды. Но вовсе не потому, что ареопаг, согласно моим планам, должен был возглавить Маркофьев. А потому, что работа в этом органе предполагалась платной.)

Ну, а за сами призы развернулась настоящая рубка, баталия, ледовое побоище, украинская сечь и ночь.

Свою концертную программу выставили для увенчания лауреатством Сивухина и Миша. Иван Грозный притащил все еще не завершенную рукопись романа "Лев и собачка". Худолейский и Рабинович-Пушкиндт представили юмористические брошюры. Обоссарт по факсу перегнал предисловие к сборнику стихов Пушкиндта… Костариканский хлопотал о своих театральных и площадных постановках, Новомужев и Пидоренко — о своих теле репортажах…

Ночью мне позвонил из Гамбурга разгневанный Маркофьев.

— Что ты наделал! — орал он. — Ты меня со всеми перессорил! Кому, по-твоему, я должен отдать предпочтение? Рабиновичу или Обоссарту, Худолейскому или Сивухиной? Они меня с потрохами сожрут! Я не могу дать поголовно всем!

Прилетев следующим утром из Осло, он собрал в зале конгрессов "Президент-отеля" пока еще верную и по-прежнему горячо присягавшую его знамени интеллигенцию. Было шумно и накурено. Взошедшего на сцену Маркофьева не встретили, как обычно аплодисментами. Хмурые подозрительные взгляды, устремленные на него со всех сторон, могли подкосить любого. Но только не моего друга.

Маркофьев прижал ладони к груди.

— Братья и сестры, — заговорил он глубоким, от сердца идущим голосом. — Я обобран, так же, как и вы…

Жалостливые интонации не проканали. Из задних рядов раздались голоса:

— Давай по существу!

Маркофьев по-ленински воздел руку и заговорил:

— Друзья! Зачем вам премии? Если вы награждены небесами! ТОТ, КТО НАДЕЛЕН ТАЛАНТОМ, НЕ НУЖДАЕТСЯ В ЖАЛКИХ ПРИСУЖДАЕМЫХ ЛЮДЬМИ ПОДАЧКАХ! ТОТ, КТО ОДАРЕН, СВОЙ ПРИЗ УЖЕ ПОЛУЧИЛ!

Фраза вызвала шквал возмущения. Уже и в первых рядах заулюлюкали:

— Не заговаривай зубы! По скольку тыщ собираешься нам отвалить?!

Маркофьев переждал и этот коллективный демарш, и оскорбительные выкрики отдельных скандалистов. Он продолжал:

— Вы все здесь гении. Это еще найдет подтверждение в материальном выражении.

Услышав понятную и привычную лексику, творцы затихли.

— Каждый из вас получит столько, сколько и не мечтал. — В зале раздались жидкие хлопки. — Если я стану Президентом, — закончил Маркофьев. — Ну, а пока никаких премий я раздавать не буду…

Он ушел, провожаемый свистом и топаньем. Собравшиеся, помитинговав еще часок и поняв, что ничего, кроме устного поощрения, им не получить, стали разбредаться

— Обидно, что по уровню таланта они не дотягивают до меня! — сказал Маркофьев, когда мы остались одни.

Именно после памятного для всех выступления перед алчущими наград деятелями культуры он испытал нечто похожее на второе дыхание, прилив новых сил. И присудил-таки премии своего имени по пяти номинациям: за смелость, за честность, за самый большой вклад в банк Маркофьева-младшенького, за долголетие и за молодость. Первые четыре награды взял себе, а последнюю отправил в Антверпен, своему только народившемуся внуку.

— Пусть мальчик завоевывает литературное и театральное имя, — сказал Маркофьев. — Век сейчас быстрый, время бежит стремительно, оглянуться не успеешь, как малыш подрастет. Ан — к совершеннолетию уже будет известный в мире искусства человек. Вообще, — продолжал он. — Я наследую традиции русского дворянства, которое записывало писающихся младенцев в армейские подразделения. Ребенок рос — росли его военные чины. Это в наших правилах: "Солдат спит — служба идет", "Мы сидим, а денежки текут"…

И еще он сказал:

— Творческим людям не так много надо. Польсти им, что талантливы, и они будут благодарны до конца дней. А бездарные станут грызться за каждую копейку…

— Чего стесняться? Кого стыдиться? — говорил он, получая награды. — Все давно перестали это делать…

Голос его делался жестким:

— Надо отбросить притворство! Пора перестать цепляться за мнимые расшаркивания. Всем все ясно. Раньше мы собирались вместе и отмечали праздники за дружеским столом или единым фронтом противостояли несчастьям. А теперь маски сброшены. Всем плевать друг на друга. Всех занимают только собственные интересы или доходы, которые один может другому принести. Так зачем тратить лишние средства и время на пустые посиделки и пустопорожнюю болтовню? Лучше поделим еще неразбазаренные гроши между собой — и дело с концом!

Он говорил:

— Ты сам-то подумай, кому я дам премию? Конечно, себе и своим! А не каким-то чужакам. На этом принципе своячечности основаны все присуждения всех наград. Я дам тому, кого знаю, а не какому-то постороннему, будь он хоть сто тысяч раз талантлив. Дам бездарному, лишь бы он был из близкого окружения.

И он присудил утешительную дополнительную награду авторскому коллективу фильма "Дурак дураком".

Контрольный вопрос. По-вашему, могли ему это простить Худолейский, Рабинович-Пушкиндт, критик Антон Обоссарт и режиссер Захар Костариканский?

Естественно, отряд высоколобых мыслителей и поп-кумиров утратил к нам лояльность. Верой-правдой служившие нашим идеалам приверженцы: юмористы, артисты легких и классических жанров, певцы и фокусники, а также дрессировщица — от нас отвернулись. И поспешили переметнуться на сторону наших противников. Мы услышали от них про себя столько и такое…

— ХОЧЕШЬ УЗНАТЬ — НЕ ДАЙ, НЕ ЗАПЛАТИ. И НА ТЕБЯ ВЫЛЬЕТСЯ… — повторял Маркофьев. — Так и запомни: ХОЧЕШЬ УСЛЫШАТЬ — НЕ ДАЙ.