Александр Коммари - Русский, красный, человек опасный.

***

– Как Вас зовут?

– Можете звать Воронцовым. Можете Потаповым.

– А может быть Гансом Моррисом?

– Можете Моррисом. Разницы никакой.

Арестованный был спокоен, даже скорее скучал. Он сидел в небрежной позе на наглухо приваренном к полу металлическом стуле, разглядывал свои руки, стоящий перед ним стол, пол, стены, потолок.

– Год рождения?

– Вы действительно хотите это знать?

– Спрашиваю здесь я.

Арестованный только что не зевнул.

– Сколько раз я слышал эту фразу, даже один раз от ваших предшественников, перед войной.

Полковник Андреев мельком посмотрел на главную видеокамеру. Он знал, что эта фраза вызовет интерес всех, кто за допросом наблюдает.

– Что вы имеете в виду? Вас уже задерживали?

– Да, как-то один Ваш коллега допрашивал меня в кабинете на Лубянке. Очень был горячий молодой человек.

– Итак, год рождения?

– Ну, где-то 90-й год до нашей эры, – улыбнулся арестованный. – Точнее сказать не могу. Увы.

Андреев долго молчал.

– Это шутка? – холодно спросил он.

– Вы спросили, я ответил, – сказал арестованный.

– Этого не может быть, – растерявшись, сказал Андреев.

– Никакого другого ответа у меня для вас, полковник, нет, – пожал плечами арестованный. Продолжил. – Знаете, давайте не будем терять время. Я родился во Фракии, где-то в 90-м году до нашей эры, был рабом в Римской Империи, попал в школу гладиаторов, принимал участие в восстании рабов, в вашей историографии известном как восстание Спартака. С тех пор воюю – фактически третью тысячу лет. Я понимаю, что это для вас звучит безумно, но другого я сказать не могу, а врать не хочу.

– Вы знаете, что в распоряжении спецслужб есть средства для выяснения истины? – спросил Андреев. Добавил: – В том числе и об атаке на Дмитровском шоссе.

– Бить будете? – ухмыльнулся арестованный. – Знали бы Вы, как били меня в Кантоне, в 24-м году 20-го века. Вот там были специалисты. Гестаповцы по сравнению с ними – сущие дети.

– Есть другие способы, – сказал Андреев.

– Сыворотка правды? Знакомая штука. В Аргентине в 80-м году того же века цэрушники пробовали. Без толку. Я ведь жил пару сотен лет в Тибете – в Европе было решительно нечего делать, ну и научился там многому за это время. Кстати, эти парни «гринго» из ЦРУ плохо кончили – их «монтонерос» превратили в решето. Вот я скажу вам мощные были партизаны, хотя марксисты и неважные. Я ими до сих пор горжусь.

И добавил:

– Вообще, двадцатый век был бурным. Впрочем, этот тоже будет явно неспокойным.

– Хорошо, предположим, я Вам поверю. И что Вы делали потом? После Римской империи?

– После того, как Спартака разбили? Жил. Времена были мутные и смутные – распад Римской Империи, потом темные века, феодализм, средневековье. Вот и на Тибете пожил. Но обычно работа находилась – человеческое стремление к свободе неистребимо, знаете ли. Правда, поначалу все было в религиозной оболочке, иногда очень трудно разобраться, но я учился. Времени читать книги, как вы понимаете, у меня хватало. Потом уже стало легче – «левеллеры» в Англии, «бешеные» во Франции. Кстати, Марат поразительно напоминал Ленина – так же умел безошибочно слышать голос масс.

– И сколько иностранных языков Вы знаете?

– Сколько? Пятьдесят, наверное. Из них, правда, пять мертвых. Готский, потом еще этот…

– Так что, Вы бессмертны? – перебил Андреев.

– Бессмертен? – арестованный пожал плечами. – Не думаю. Когда произойдет тот самый последний и решительный бой, я, наверное, стану обычным человеком. Заведу семью, детей…

– Последний и решительный бой? – переспросил Андреев. Потом немного скривился: – А, Вы про это… И какое научное объяснению такому факту?

– Научное? – задумался Вороноцов. – Чего не знаю, того не знаю. Какая-то странная флуктуация. Впрочем, этим словом можно объяснить что угодно – даже чудо. Так что… сам не знаю, хотя и много думал об этом.

Андреев подумал. Встал.

– Я вынужден сделать перерыв.

***

Директор выслушал доклад рассеянно.

Потом, пошуршав бумагами, сказал:

– Все это очень интересно, конечно. И ученых бы надо пригласить, и врачей, и историков. Но…

Он вздохнул.

– Наверху принято решение – Объект уничтожить. Немедленно.

– Почему?

– Он очень опасен. Мы вызвали из Приднестровья его командира – Александра Ждана. Тот про него много рассказал – они были долгое время вместе, он единственный, кто видел Объект в реальной ситуации. Это не просто боевик – это супербоевик. Мы даже не можем знать всех его способностей. И, возможно, он про них нам и не расскажет. А просто уйдет, когда посчитает нужным – и тогда нам придется жить в постоянном страхе, что он нанесет удар – по кому угодно. Вплоть до Президента.

– Товарищ Директор, я не думаю, что это правильное ре…

– Решение принято, полковник. И осуществить его я поручаю Вам – как человеку опытному.

Директор весьма прозрачно намекнул на участие Андреева в акции по уничтожению популярного в армии генерала, чья ликвидация была обставлена как конфликт на личной почве в семье. Генерала сочли крайне опасным для тогдашнего президента.

– Слушаюсь, товарищ Директор.

– Тело передадите в научно-исследовательский отдел. Но гарантия уничтожения должна быть абсолютной. Я не знаю, нужно ли отрезать голову – он поморщился – но тело охранять так же, как живого. Вам ясно?

– Ясно.

***

Андреев открыл камеру:

– Выходите, Воронцов, или как Вас там, сейчас будет очная ставка.

Арестованный поднялся с постели, потянулся.

Вышел из камеры. В коридоре никого не было, хотя за каждой дверью сидело несколько вооруженных до зубов офицеров.

Андреев сунул руку в карман, но Воронцов вдруг повернулся к нему:

– Мне Вас жалко, полковник.

– Вы о чем? – попытался сухим тоном скрыть свою растерянность Андреев.

– Служите неправому делу, хотя и хороший профессионал. Палачом вот сейчас станете- или раньше, наверное, уже убивали людей, да? А ведь умирать очень больно, полковник.

Андреев – уже трясущейся рукой – вынул пистолет и выстрелил Воронцову в грудь. Еще раз. Еще.

Тут же стали открываться двери в коридоре – из них появились офицеры с оружием в руках. Кто-то подошел к лежащему телу, сделал аккуратно контрольный выстрел в голову.

Андреев, не оглядываясь, прошел к лифту, поднялся на два уровня выше, прошел в Коммуникационный Центр. Взял трубку аппарата прямой связи с Директором:

– Товарищ Директор, задание выполнено.

– Спасибо, Виктор Алексеевич. Теперь езжайте домой, отдохните до утра. Берите служебную машину – и домой.

И повесил трубку. Андреев – усталый и разбитый – все же мельком подумал, что сейчас, наверное, Директор уже говорит с Президентом.