Леонид Яровенко - Так все и было..., или рассказы бывалого одессита

— Не пил.

— Точно?

— Точно.

— Можешь помочиться в баночку?

— Так не хочется же... Могу налить из параши...

Я знал, что киоскеры, чтобы не оставлять свое рабочее место, справляют малую нужду в какую-нибудь банку, которую, для пущей важности, называют парашей, а потому его предложение меня не удивило. Не удивило меня и то, что его не смутила моя просьба. Вероятно, я не первый обращался к нему с подобным предложением.

— Сколько с меня?

— За банку от «Пепси» — десять зеленых. Такая такса...

— У меня пять...

— Тогда полбанки...

— Но точно спиртного не пил?

— Фирма гарантирует...

Спрятав банку в куртку, подхожу к автоинспекторам и говорю, что готов идти на экспертизу.

Экспертиза находилась в подвале старого одесского дома. Спускаясь вниз по затертым и осклизлым ступенькам, вдыхая кошачий запах затхлых одесских подворотен и чувствуя за плечом сопение сопровождавшего меня инспектора, я испытал чувство, которое рождается у конвоируемых на пытки преступников времен репрессий... При входе в помещение чувство переросло в почти уверенность: за столом сидела семидесятилетняя бодрая старуха с внешностью Каплан, с папиросой «Сальве» в зубах и белом халате внакидку. Увиденное, очевидно, сильно подействовало на меня, и на шатких досках пола я споткнулся, чуть не угодив носом в стол и усилив тем самым свою очевидную вину в глазах сопровождающего меня «конвоя». Старуха, взглядом инквизитора смерив меня с головы до ног, прокуренным голосом хрипло рявкнула:

—Садись, чего шатаешься! Бери трубку, дуй! — тренированным движением подтолкнула она ко мне пробирку и ловко впихнула трубку мне в рот.

Я послушно подчинился. Жидкость, как и ожидалось, не подтвердила мой «проникновенный» рассказ о такжестоко мучавшей меня зубной боли...Однако моя покорность, наверное, несколько подкупила «Каплан», и та, смягчившись, покачала головой:

— Что же ты на месте не смог договориться? А еще приличный, вроде...

Ее участливый тон внушил мне некоторую надежду, и я решился поговорить с ней:

— Может, мы с вами сможем договориться?

Из клубов окутывавшего ее папиросного дыма в меня буквально засверкали молнии гнева:

— Ты думай, что говоришь! Я еще при Сталине боевым офицером была! И нас при Сталине учили взятки не брать!

Я мгновенно слетел со стула в сторону лаборатории, с мыслью «Ну, хорошо, хоть кого-то здесь учили взяток не брать! Хоть и при Сталине...»

Старуха гневно ткнула в меня банкой из-под майонеза, скомандовав вдогонку:

— А ну, марш отсюда! Живо мочиться!

В лаборатории акт мочеиспускания обычно происходит в присутствии дежурного врача и сержантов. Войдя с баночкой наперевес, я прошу присутствующих выйти или, хотя бы, не смотреть в мою сторону, а то я стесняюсь и не могу помочиться. Врач и сержанты отворачиваются, а я с демонстративным звуком переливаю содержимое баночки из-под «Пепси-колы» в баночку из-под майонеза. Если киоскер не соврал, все будет в порядке...

Меня отправили «ожидать приговора» в машину, где я, утомленный от выпитого и пережитого, немедленно уснул.

Наутро оказалось, что киоскер таки не соврал. Он, действительно, был совершенно трезв, что и подтвердилось проведенным в лаборатории анализом. Это известие вместе со стуком в окно, своими перекошенными от изумления лицами и моими документами принесли утром оба моих сопровождающих.

Прежде, чем отдать мне документы, сержанты затеяли со мной «задушевный» разговор.

— Слышь, дело прошлое, документы мы тебе вернем, только скажи, как ты прошел лабораторию? Мы ведь точно знаем, что ты был пьян, не первый год служим...Да и баба Зина в себя еще не пришла, все матом кроет... Трубку еще можно обмануть, но лабораторию... Доктор четыре раза перепроверил... Расскажи, а?

— Сначала документы...

Получив документы, я решил подшутить над сержантами, из-за которых так долго не мог попасть домой. Весь праздник испортили...

— Ладно, — говорю, — слушайте. — Да, я, действительно, вчера вечером выпил. Три бутылки водки. Но перед этим я выпил стакан горячего козьего молока, в котором размешал полграмма кайенского перца. Результат вы видели: запах есть, а моча чистая...

— И все?

— И все...

Прошло около полугода, когда меня остановил на трассе один из этих сержантов, тот, который постарше.

— Слышь, — начал он, — я своим кумовьям твой рецепт сказал. Так один, когда ехал со свадьбы из Запорожья, выпил молока с перцем, как ты говорил, но его задержали на КП и нашли в моче алкоголь. А на второго вообще понос напал, и он ехать не смог... Может, они чего не так делали?

— Не знаю, — ответил я, — может чего и не так. Может, перца мало положили, а может, им вообще это средство не подходит...— Тут ко мне пришла мысль. — Слушай, а он добавлял кайенский перец?

С чего вдруг перец - кайенский, я и сам не мог толком сказать. Тогда я, вдохновенно сочиняя им, чего-то упомянул его, для пущей важности, что ли...Просто звучит уж очень впечатляюще: «кайенский». Откуда оно у меня в памяти возникло? Где-то читал, по-моему. ...У О'Генри? В общем, звучало, конечно, внушительно... Это уже потом, когда на наших рынках, и у меня в доме, соответс твенно, тоже, появились наборы специй - вы их хорошо знаете, они до сих пор в продаже, я с удивлением обнаружил на одной из баночек маркировку «кайенский перец». Оказался обыкновенным красным...Только острее и крепче.

...Вопрос о национальности перца заставил сержанта крепко задуматься:

— А бес его знает, какой? Не-е, по-моему, простой себе перец, молотый...

— Ну, что же вы так! — укоризненно покачал я головой. — Все надо было делать строго по рецепту...Так что пусть пробуют еще, тренируются...Ну ладно, бывай... Поклон кумовьям...

Как можно приветливее улыбнувшись на прощанье, я поехал дальше. А сержант остался стоять, глядя вслед моей машине. По выражению его лица можно было предположить, что именно в этот момент его впервые посетила мысль о несовершенстве мира, о том, что универсальных средств для решения различных жизненно важных проблем не существует, а еще, может быть, о том, что самое главное в жизни — индивидуальный подход к людям...

Когда-то я жил на Коммунальном спуске, как говорят старые одесситы, «уже не на Молдаванке, но еще не на Слободке». Напротив нашего дома был вытрезвитель, но главной достопримечательностью дома была соседка Люда, которая держала коров, коз и лошадей, за что и получила прозвище Люда-лошадь. С ее животными все время происходили какие-то истории, казавшиеся окружающим смешными, а Люде-лошади доставлявшими массу неприятностей, на которые она, впрочем, обращала мало внимания...

Однажды зимой ко мне приехал приятель. Машина стояла внизу спуска, мы сидели в ней на заднем сиденье и обсуждали какие-тосвои проблемы. Темнело. Валил крупный снег. Чтобы окна в машине не запотевали, одно из стекол передней двери мы опустили...