Александр Силаев - Так хохотал Шопенгауэр

…Побалаганить умел. Знал же чутьем, что народу любо: чтоб дерябнул заступник водочки и сплясал без комплексов. Он им и плясал, и в прорубь нырял, и на воздушном шаре катался, и лиходеев разных за бороденку таскал. Матернуться умел, к месту, в прямом эфире. И если брали у него газетчики интервью, наказывал им: все как есть пишите, без пробелов, еще сами наваритесь на моей нецензуршине. И газетчики, понятно дело, рады стараться, им же тоже поотвязней статейку хочется. А народ замирал. Как Железов начинал кого куда посылать, вся страна застывала перед экранами. И шептались мужики с бабами: ну, е мое, кузькин хер, вот наш человек!

…«Линкольн» своей продал, яхту подарил партии. К собакам роскошь! Хотел ради простоты на велосипеде раскатывать, но имиджмейкеры предостерегли: перебор все-таки, народ не поймет. Остановил выбор на «жигуленке». Ездил на нем по деревням и на посиделки к парламентариям. Но потом невмоготу стало, пересел на джип. Правда, уже подержанный. И яхту обратно вернул. А вот на самолет плюнул — черт с ним, пусть сиротам достанется, не забирать же назад.

Смотрел Шопенгауэр на делишки такие и хохотал знающе.

А Леха тем временем ополчение собирал. Вдруг, допустим, военный переворот или еще какая лабуда? Должны же честные люди себя защитить, а то, глядишь, страна негодяям и достанется. В каждом городке начал создавать филиал национальной гвардии, так он свою контору обозвал. И все как положено: стрельбища, рукопашный бой, кувыркания с парашютом. И неприменная идеологическая зарядка. Научал молодежь Родину спасать. Пацанва такому делу учалась радостно. Здорово во дворе сначала по морде дать, а потом сказать: да я национальная гвардия. Уяснили, щенки?

Илюха с Добрыней больше бухали в дым, но советом изредка помогали. Огромную роль играла Дюймовочка. Вдохновляла главного вдохновителя.

А Шопенгауэр, как водится, повестушки гнал.

Каждому все-таки свое: кому варежки, кому лапоть, а кому и вечная благо дать. А кому и мелкая благодать, на жизнь или на год. А кому и на день работы, час подвига, минуту оргазма. Каждому свое, заслуженное или не очень. Кому-то — умереть в возрасте десяти лет. Нормально это: умереть в таком возрасте. Потому что кто-то по правилам должен умирать именно в таком возрасте, а если умирает не абстрактный представитель людского рода, а конкретный индивид с именем — что ж, судьба его такая, рулетка. Нельзя, нельзя пенять на рулетку. А кому-то и мировое господство. А кому-то и сапоги. И неча на Господа пенять, если карма не та.

— Ну да ладно, — сказал Артур Шопенгауэр.

Он чувствовал легкую нерешительность. Впрочем, он умел преодолевать легкую нерешительность, сначала превращая ее в большую, а затем взрывая внутри себя. И получалась решительность. Большая или не очень, но это по удаче, по обсnоятельствам, в зависимости от того, какой день, какие люди и что надлежит сегодня завершить.

— Давайте выведем некую модель правильного человека, — предложил он небольшлому уютному залу. — Давайте, да? Только будет брать внутренние константы, а не внешние атрибуты. Внешние — это слишком просто. Правильно ездить на правильной машине, правильно общаться с правильными людьми. Но это неинтересно рассматривать, такая атрибутика правильности весьма самоочевидна. Интереснее сознание, то, что закрыто. Вот что закрыто и неочевидно, то и привлекает внимание. Иными словами, структуры сознания и внутренней жизни. Очень часто они приводят и к успеху в материальном мире, а иногда не приводят — если не везет, но в любом случае обладают и некоторой ценностью в себе.

Это опять-таки не рецепты счастья, потому что его нет и вряд ли таковое объявится. Это рецепты того, что все-таки есть и подвержено распространению. Скажем так, рецепты правильной духовности, правильной гигиены сознания, да и вообще правильной жизни по некоторым законам. Она тем и отличается от неправильной, что подразумевают в себе законы, а в неправильной все хаотично и неосмысленно.

Вот давайте назовем первое: наличие принципов. Не принципов добра, а вообще: наличие принципов как внутреннего императива, неважно — добра, зла, еще чего. Иными словами, наличие стержня, скрепляющего личность в полной независимости от внешнего мира, потому что только принципы и скрепляют. В широком смысле все проявления делятся на реактивные и проактивные. Причем реактивные достойны малого уважения и свойственны абсолютно всем, а проактивные могут быть только у сжатой личности, скрепляющей себя неким стержнем. Таким, чтобы не рассыпаться, не стать податливой, аморфной массой. Большинство людей податливы, то есть попросту реактивны без намека на проактивное происхождение своих действий, чувств, мыслей. Их трогают — они отвечают. И вот в этой формуле исчерпывается жизнь, тронули — ответил. Причем примерно одинаково по модулю: затрагивание и ответ на него. Совершенно очевидно, что ни к чему достойному так не придешь. И вообще довольно убогая модель жизни, если рассмотреть, вдуматься, сравнить с другими моделями. Ну что такое? Его обидели, он сразу обиделся. Погладили по голове, вильнул хвостиком. Для подлинной личности, по-моему, унизительно. Это механистичность, причем дурная, блокирующая самореализацию, потому что самореализация лежит в проактивном, а не в реактивном. Тебя обидели, а ты улыбнись. Тебя погладили, а ты укуси. Куда интереснее, как тебе, так и окружающим тебя правильным людям. А реакция на раздражитель изначально слаба тем, что затухает, как только раздражитель убирают из поля действия.

Реактивное добро всегда второсортно, потому что кончается в момент, когда человека перестают гладить по голове. Он попадает в другую среду и сразу перестает быть добрым, получается очень жалкая картина. Поэтому на таком пути в первую очередь надо любить врагов, поскольку это сразу свидетельствует о наличии стержня, диктующего проактивную модель поведения. А только она и есть подлинная Добро, означающее самореализацию вот на этом конкретном пути. Со Злом также (мы договорились, что Добро и Зло достойны равного уважения). Так вот, месть и зависть — плохие вещи, в большинстве случаев, хотя, конечно, есть исключения. С теми же исключениями агрессия хорошая вещь. Мы сейчас, как вы поняли, говорим о самореализации на пути Зла. В чем разница между агрессией и ненавистью, проистекающей из мести, зависти, раздражения? Первое есть удел здоровых особей, а второе больных, но в глаза это не бросается. Вроде бы одинаковые состояния, имеющие целью одни действия: что-то негативное, насильственное, стремление сломать и разрушить. Однако разница как между видами добра. Она в присутствии или отсутствии внутреннего закона. Если у негодяя есть внутренний стержень — в данном случае, конечно, стержень негодяя — то он эстетичен. А эстетичен потому что осознан, собран и наполнен силой, а сила в данном случае есть следование закону. А если у мелкого подонка украли пачку сигарет и он готов за это убить, то это мерзко, потому что некрасиво, а некрасиво, потому что мелочно, а мелочность в данном случае есть пример чисто реактивного поведения. Я повторяю то, что говорил когда-то: людей нельзя любить за то, что они хорошие и нельзя ненавидеть за то, что они плохие. Любить и ненавидеть можно за одно — за то, что они люди, конечно же. Вот тогда получается чисто, естественно. Собственно говоря, в этом и лежит отличие проактивных чувств от реактивных. Или твои внутрение состояния диктуются неким законом, или зависят от того, как в данную минуту к тебе относится мир. Вторая позиция явно детская, глупая и невзрослая. Все должно определяться однажды найденными правилами, которым нельзя изменять.