Пол Винсент - Я и мои гормоны

– Нет, ты говорил, что он должен был передохнуть. Отдохнуть? Человек дерется не на жизнь, а на смерть, а ты советуешь ему отдохнуть.

Феромон хихикнул.

– Не могу понять, отчего ты такой веселый, Феромон. Твой вклад, насколько я помню, заключался в том, что ты дождался, пока Билла доставят в травмопункт, а потом, когда нам стали переливать кровь, начал строить глазки медсестре.

Феромон не думал, что ему было чего стыдиться:

– Она была такая сексапильная. Этот ее халатик…

– Билл помирает, а ты устраиваешь ему эрекцию!

– Остынь!

– Это я устроил ему стояк, – признался Тестостерон, который любил, когда его хвалили за усердие.

– И вместо того чтобы заставить его убежать, как сделал бы любой здравомыслящий человек, вы оправили его прямиком в больницу. Бедняга теперь лежит под капельницей, подключенный к каким-то мешкам и куче цифровых устройств, которым самое место в Центре космических полетов.

– К мешку, – поправил Феромон, – только к одному мешку.

– А что значит «цифровой»? – спросил Кортизол. – Все употребляют это слово, но хоть кто-нибудь знает, что оно означает?

– Это значит, что ему для работы нужны цифры, – объяснил Тестостерон.

– Звучит как-то не слишком современно, – вклинился вдруг Адреналин. – Я думал, что все цифровое – последний писк.

– Добро пожаловать домой, приятель, – приветствовал его Гистамин.

– Похоже, они позабыли и про его сердечные препараты.

– Прекрасно, теперь нужно немного понизить давление, и врачи поставят неправильный диагноз.

Билл не знал, сколько он уже пролежал в палате, пока не заметил, что рядом с ним сидит Эвелин.

– Привет, – сказал он, попытавшись повернуть голову в ее сторону.

Сразу же выяснилось, что это было очень болезненно. Он попробовал повернуть голову влево, и это ему удалось, но когда он захотел снова лечь ровно, то понял, что шею заклинило. Билл сам приговорил себя к созерцанию стены в течение следующих нескольких дней.

– Привет, – ответила жена с той стороны, куда он посмотреть не мог.

Правая рука Билла была в гипсе, и он чувствовал ломоту, заполнявшую все его тело, но было такое ощущение, что эта боль – не его. Биллу стало интересно: вводились ли ему седативные препараты или обезболивающие? Он почувствовал, что на груди у него как будто лежит что-то тяжелое. Скорее всего, грудная клетка была просто туго перебинтовала. Он не помнил, как повредил руку. Может быть, он сломал ее при падении?

– Ты еще слышишь меня? – позвала его Эвелин, в голосе которой вовсе не слышалось сочувствия.

– М-ммммм. Я, кажется, застрял. Мою шею заклинило.

Билл тут же пожалел о сказанном, потому что ему мгновенно представилась картина, как Эвелин мстительно вправляет ее обратно.

Он вздрогнул, когда она обошла кровать и теперь смотрела на него сверху вниз.

– Я не займу у тебя много времени, – сказала она. – Мне очень жаль, что с тобой все это случилось, особенно сейчас. Я рада, что твоей жизни ничего не угрожает.

– Хотелось бы надеяться, что ты говоришь это искренне.

– Дело в том, что я ухожу от тебя.

– Уходишь от меня?

– У тебя есть любовница, Билл.

– Отрицай! – завизжали все гормоны.

– Эта грудастая сучка-психоаналитик, – женщина, которую назвали в честь шотландского народного танца.

– Не отрицай этого! – резко поменяли тактику гормоны. – Бей на жалость!

– И ты решила мне высказать все это именно сейчас?

– Ты тоже решил завести интрижку именно сейчас, когда я беременна.

– Забавно, но по статистике это очень характерно… – начал Билл.

– Кто-нибудь, заткните его! – не выдержал Гистамин.

– И что ты в ней нашел?

– В ней есть кое-что…

– Да, и это заразно!

– Заткните его!

– Что было особенно неприятно, так это то, что, когда я впервые узнала об этом, я не поверила. Я думала, что ты, несмотря на все свои недостатки, все-таки честный человек! Скотина! – сказала Эвелин и заплакала. – На самом деле, у меня тоже есть другой мужчина. Он давно за мной ухаживает. А я, дура, все время ему отказывала. Но теперь я буду вести себя поумнее.

Эвелин высказала все, что хотела. За несколько минут она прояснила все интересовавшие ее вопросы, состроила сочувственное выражение лица и собралась уходить.

Билл был заторможенным от лекарств, а для продолжения разговора ему требовалось быстро придумать, что сказать. Он кое-как собрался с мыслями и спросил:

– А как ты узнала?

– Мой… – она запнулась, – друг, с которым я встречаюсь, сказал мне.

– Так значит, чья бы корова мычала…

– Послушай, я не собираюсь ничего от тебя скрывать. Я оставлю тебе свой номер телефона. Несмотря ни на что, я хотела бы сохранить дружеские отношения между нами. В конце концов, у нас с тобой будет ребенок.

Билл не помнил, как Эвелин вышла из комнаты, должно быть, он заснул или отключился от боли.

Гормоны в смятении обдумывали последние новости.

– Я так и не понял, что случилось, – спросил Тестостерон, – как именно она выяснила?

– Черт его знает, – ответил Гистамин. – Давайте смиримся, что мы никогда этого не узнаем. Все, что с нами происходит, – тайна, покрытая мраком.

– А кто ему теперь будет готовить? – спросил Инсулин.

Тестостерон был настроен позитивно:

– Билл может готовить себе сам.

– Только если рецепт начинается со слов «проткните пленку, прежде чем ставить блюдо в микроволновую печь».

– А ведь с таких слов начинаются некоторые по-настоящему классные рецепты.

– Господи, ему ведь и убираться теперь придется самому, – заметил Гистамин. – И жизнь станет в два раза дороже. Билл скуповат, ему это очень не понравится.

– Не исключено, что у нас получится снова подлизаться к Эвелин и убедить ее вернуться, – предположил Феромон.

– Да, точно, – ответил Гистамин, – но мне наше будущее видится в другом ракурсе: Билл в одиночестве сидит в пижаме на вонючей постели и надирается в десять утра.

– Мерзко, но правдоподобно, – вслух размышлял Феромон. – В конце концов, мы ведь всегда этого хотели.

– И все это оттого, что вы захотели перепихнуться с первой встречной!

– Нет, Гистамин, – возразил Адреналин, – думаю, что последней каплей стала сыпь, которой ты разукрасил инструмент Билла…

– Да, ладно, – начинал злиться Гистамин. – Давайте только не будет забывать, что, когда Алекс вернется в строй и расскажет всем, что именно произошло, Билла, скорее всего, вышибут с работы. А эта вспышка гнева – дело рук Адреналина и Тестостерона. Ворваться в кабинет Алекса таким манером: чего еще вы ожидали?

Тестостерон завелся с пол-оборота:

– Чем ты не доволен? Ты меня обвиняешь?

Гистамин выдержал его напор:

– Да, ты безумно жесток, и ты идиот. Да, я обвиняю тебя! И у тебя на половых вопросах свет клином сошелся! Неужели ты не можешь думать о сексе и насилии хоть чуточку реже?