Владимир Кунин - Кыся

Как только этим безликим московско-ленинградским бездарностям, бессмысленно цепляющимся за неведомые им рукоятки управления гигантского, стремительно рушащегося аэроплана, в котором сидит полтораста миллионов несчастных пассажиров, обреченных на гибель, могла придти в голову такая бессмысленная схема реэкспорта товара?! В то время, когда существует, по меньшей мере, с десяток блистательно зарекомендовавших себя образцов переправки любых наркотиков через любые границы!..

Все это дерьмо теперь должен своими руками разгребать Алик — человек тонкий, интеллигпентный и глубоко порядочный в своем деле. За достаточно серьезный куш, однако не избавляющий от целого ряда омерзительных ощущений, не говоря уже о прямом риске.

— Сколько весит этот пакет с фанерой?

Ответ Лысого сразу же продлил ему жизнь почти до Мюнхена:

— Сто семьдесят килограммчиков. Полтора метра на полтора. Сам грузил…

Алик понял, что одному ему такой пакет не перегрузить, а Водила вряд ли будет ему помощником, и милостиво сказал Лысому:

— Ладно. Поживем — увидим. Тормознем его у самого Мюнхена.

— Не боись, Кыся. Уж какую-нибудь козу мы им обязательно заделаем! успокоил меня Водила, когда на подъезде к Касселю я закончил рассказ о том, что говорил и про что думал наш новый знакомый Алик.

Наверное, Водиле показалось, что такого слабого заверения для меня явно недостаточно, и он добавил в своей обычной манере:

— И на хитрую жопу есть хуй с винтом, Кыся…

Водила это добавил с такой святой убежденностью, что несмотря на тревожность ситуации и нависшую над нами опасность, я тут же живо представил себе, как может выглядеть «хитрая жопа» и «хуй с винтом»!

Это показалось мне таким смешным, что я расхохотался по-своему и от хохота свалился со спинки пассажирского кресла прямо на сиденье. Глядя на то, как я валяюсь на спине и от смеха дрыгаю всеми четырьмя лапами, Водила тоже развеселился. И даже спел, как говорит Шура, «ни к селу, ни к городу»:

Мы еще немножко с Водилой похихикали — каждый по-своему, а потом я посчитал необходимым не давать ему так уж расслабляться. Мне почему-то все время казалось, что Водила явно недооценивает опасность ситуации. То ли потому, что он с такими штуками никогда не сталкивался, то ли потому, что ощущал себя вот таким большим, сильным, мощно-сексуальным самцом, а это всегда несколько обманчиво гипертрофирует уверенность в самом себе. Со мной тоже иногда происходит такое. Естественно, — в моих собственных масштабах. Но в отличии даже от очень умных и чутких Людей, я обладаю даром предвидения, неким мистически Котово-Кошачьим необъяснимым свойством почти точно предсказывать ближайшее будущее. Я уже об этом как-то говорил.

Поэтому мы — Коты крайне редко попадаем в неожиданные неприятности. Для того, чтобы вляпаться в нежелательную или опасную историю, Кот в эту секунду должен быть так увлечен каким-то иным событием, что этот данный ему Богом дар — просто не успевает сработать!

Ближайший пример: наш пустырь… Рыжая Кошка… сачок… Как выражается Шура Плоткин — «коитус интерубтус», то есть — «прерванный половой акт»… Васька-сволочь… Мерзавец-Пилипенко… Ну, и так далее…

В результате я неожиданно оказываюсь за границей, черт знает на каком расстоянии от собственного дома, а мой Шура Плоткин уже третьи сутки сходит там с ума от горя, мечется, как угорелый по всем окрестным кварталам и спрашивает у каждого встречного: «Вы такого крупного котика не видели?.. У него еще левое ухо разорвано и шрам через всю мордочку?..»

А я в это время ввязываюсь в отвратительную и опасную уголовщину с наркотиками…

Слава Богу, сталкиваюсь с очень пристойным мужиком Водилой…

Слава Мне, устанавливаю с ним Телепатический Контакт по доктору Шелдрейсу…

…и теперь мы с Водилой катим уже пятую сотню километров в его огромном грузовом «Вольво» по центральному автобану Германии в толпе самых разных легковых и грузовых автомобилей из всех европейских стран…

Спереди и сзади нас практически КОНВОИРУЮТ — такая же громадина «Вольво» с этим гнусным Лысым и белый микроавтобусик «Тойота» с жутковатым Аликом за рулем.

Все же началось с того, что на нашем родном пустыре я самозабвенно трахал ту Рыжую Кошку. И вот что из этого получилось!

Я снова вспрыгнул на спинку пассажирского сиденья — чтобы лучше видеть дорогу и все вокруг. Умылся, привел себя в порядок и достаточно решительно и волево сказал Водиле:

«Все, Водила. Все! Закончили хиханьки и хаханьки. Вернемся к козе».

— Какой еще «козе»?! — удивился Водила.

«Которую ты обещал заделать Лысому и Алику».

— А… Это только так говорится — «заделать козу». Тут надо будет соображать по ходу…

«Нет. Мы должны все продумать заранее. Может случиться так, что у тебя не будет времени соображать по ходу».

— А что ты предлагаешь, Кыся?

«Полное смирение! Никакого героизма. Они оба вооружены, а…» — закончить мысль мне не удалось, потому что Водила прервал меня и закончил за меня ее сам:

— …а против лома — нет приема, да, Кыся? Это ты хочешь сказать?

Ура-ура-ура! Да здравствует гениальный доктор Ричард Шелдрейс! Да здравствуют Люди, решившие перевести и издать эту книгу у нас в России! Шура говорил, что сегодня это равносильно подвигу или самоубийству. Он имел в виду именно такие книги.

И, конечно же, да здравствует мой Шура Плоткин, который от одиночества (Я — не в счет. Я — Кот. Я говорю о Человеческом одиночестве) насобачился читать мне вслух разные умные книжки!

А чуть ли не ежедневные половые упражнения с разными девицами или Кошками, как выяснилось, от одиночества не спасают. Это я и по себе знаю.

Хорошо еще, что у меня нет халата! Счастье, что Котам халат не положен. А то все Шурины девицы по утрам напяливают на себя его старый махровый халат, и спросонок наблюдать за этой процедурой несколько диковато — халат один и тот же, а бабы в нем разные! Одной — халат короток, у другой — волочится по полу, кому-то — широк, у кого-то не сходится на груди. И если смотреть сзади — на тот же самый воротник каждое утро свисают абсолютно разные волосы. Беленькие, черненькие, коричневые… Короткие и длинные, вьющиеся и прямые, густые и жиденькие…

Иногда это смешно и забавно. Иногда грустно. Шуру жалко.

Как-то утром он признался мне, что от этого зрелища ему очень хочется повеситься. Но это было уже в русле его любимой пословицы — «Чем лучше с вечера, тем хуже утром», поэтому я не очень разволновался и посоватовал ему сделать хотя бы недельный перерыв. Шура послушался и за это время написал, как потом все говорили, самый лучший рассказ в своей жизни!