Владимир Кунин - Кыся

Посмотрел я на эту гиперсексапильную (по Человеческим параметрам) польку и вдруг увидел, как она мне нахально, по-блядски подмигнула. А вслух сказала:

— Ничего!.. Мы сним оба славяне — договоримся. Да, Кыся?..

Надо отдать этой Баське должное: «Кыся» она произнесла безошибочно. Очень симпатичная девка! Была бы она Кошкой, я б ее… Тьфу, черт!.. Что за бредятина в голову лезет?!

Фон Тифенбах вдруг удивленно посмотрел на меня и даже головой помотал, будто хотел стряхнуть с себя какое-то наваждение.

Неужели он понял, что я подумал о Баське?! Вот это да… Мамочки родные! Тут надо держать ушки на макушке! Такой восприимчивости я еще никогда не встречал. Это доступно только Коту, и только с очень высоко развитой нервной организацией!

А может быть, Фридрих фон Тифенбах в ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ был Котом? Шура же говорил, что существует такая теория — любое Живое Существо когда-то, до своего рождения, уже имело ПРОШЛУЮ ЖИЗНЬ, в которой было совсем другим Живым Существом. Но время от времени во ВТОРОЙ ЖИЗНИ этого Существа проявляются признаки его ПЕРВОЙ ЖИЗНИ…

К счастью, Фридрих не поверил в то, что ему померещилось, и продолжил представление:

— Герр Эгон Лемке — человек с золотыми руками, Кыся! Именно он сделает для тебя маленькие окошечки внизу всех выходных дверей, включая гаражные ворота, чтобы ты мог входить в дом и выходить из дому тогда, когда это будет тебе необходимо.

— Сегодня же и займусь, — улыбнулся мне этот Лемке и я, не скрою, сразу же почувствовал к нему тепло и расположение. На что Фридрих, черт его побери, мгновенно отреагировал:

— Убежден, что вы подружитесь, — сказал он слегка тревожно, будто чувствовал, что насильно вторгается в чье-то сознание. Но взял себя в руки и широким жестом указал на хорошо одетого человека лет пятидесяти:

— Ну, и герр Франц Мозер — мой секретарь, шофер, мой добрый поверенный и спутник во всех поездках. За редким исключением, вроде моего сегодняшнего выезда. Герр Мозер очень не любит, когда я сам сажусь за руль. Он служит в этом доме уже двадцать лет…

— Двадцать один год, — негромко уточнил герр Мозер.

— Прошу прощения! — улыбнулся Фридрих. — Двадцать один год, и считает себя целиком ответственным за мою жизнь и мое благополучие.

А вот тут…

Тут я был вынужден изо всех сил удержать себя, чтобы не напугать Фридриха!..

Ибо, глядя на Франца Мозера, я всей Котовой сущностью, всем Богом данным мне ощущением ПРЕДВИДЕНИЯ и четким восприятием БУДУЩЕГО, увидел перед собой улыбающегося, с мягкими и добрыми слегка стертыми округлыми чертами лица, страшного Человека — неукротимо жаждущего смерти Фридриха фон Тифенбаха!..

Но Фридрих все-таки что-то почувствовал, вдруг занервничал и МЫСЛЕННО спросил меня:

«Что с тобой, Кыся? Тебе плохо?..»

«Неважненько, — ответил я как можно спокойнее. — Наверное, не нужно мне было есть то пирожное с кремом…»

«Ах, только-то? — успокоился Фридрих. — А мне уже черт знает что померещилось».

И сказал всем вслух:

— Итак, дипломатические церемонии закончены. Все остальное — в ходе совместного существования. А сейчас — Бася делает Кысе славянскую постель, герр Лемке — маленькие окошечки в дверях для свободного перемещения Кыси в пространстве…

— Маленькими не обойдешься, — рассмеялся Лемке. — Вон какой здоровый Котяра! Я таких не встречал.

— Я тоже, — сказал Фридрих. — Фрау Розенмайер занимается обедом, а вы, Франц, идите за мной и Кысей в кабинет. Машину в гараж поставите позже.

И мы все пошли в дом. Каждый, куда ему было велено.

В кабинете, от величины которого у меня просто крыша поехала, Фридрих негромко приказал Мозеру:

— Свяжитесь с представителем фирмы Терезы Орловских и перенесите приезд тех двух филиппинок на следующую неделю. Это раз. Затем созвонитесь с администрацией «Тантриса» и от моего имени закажите на сегодняшний вечер стол для шести персон.

— На который час? — спросил Мозер.

— Часов на восемь, — ответил Фридрих.

Фридрих еще отдавал какие-то распоряжения по дому, но я уже ни во что не врубался, а только смотрел на доброе расплывчатое лицо Франца Мозера и видел перед собой убийцу Фридриха фон Тифенбаха!..

А за Францем Мозером… Но мне это уже наверняка причудилось на нервной почве… стояла чья-то неразличимая тень — то ли Человека, то ли Явления, то ли — сгустка еще не произошедших событий… Но как же так?.. Черт побери!.. Да, что же это?!. Ну, как же Фридрих — такой умный, с такой потрясающей Контактной способностью, ничего не чувствует? Неужели двадцать один год ежедневного общения с Мозером напрочь притупили в нем все инстинкты самосохранения? И он по привычке скользит по поверхности сознания своего «шоферского секретаря», не давая себе труда заглянуть туда хотя бы немного поглубже…

Ведь почувствовал же Фридрих, когда я на мгновение нечаянно представил себе эту польскую Баську Кошкой, которую я мог бы… А это куда более тонкий и сложный процесс, чем проникновение в сознание Человека, с которым общаешься двадцать один год. Вот ведь поразительное несоответствие — чем дольше общаешься, тем меньше чувствуешь! Я всегда считал — наоборот…

Но что это за тень позади Мозера?..

Нет, братцы, пока я таким путем попаду в Петербург, я определенно свихнусь в этом чудесном доме.

По старой домашней привычке я прыгнул в кресло, покрутился там, перепрыгнул на подоконник, а затем снова вернулся в кресло.

— Ты что нервничаешь? — спросил меня Фридрих, когда Мозер, записав все поручения, вышел из кабинета.

Я промолчал. Улегся в кресле и даже слегка прикрыл глаза, — дескать, «ни хрена я не нервничаю, думаю, как бы подремать…»

— Кстати! — тут же откликнулся на мое вранье Фридрих. — Где бы ты хотел спать?

Я моментально насторожился:

— А где обычно спишь ты?

— В своей спальне, на втором этаже. Рядом с ванной. Ты там еще не был?

— Нет.

— Пойдем, покажу.

— Не нужно. Потом. Просто скажи Басе, чтобы она постелила мне там же, — сказал я и подумал: «На всякий случай…»

— У меня в спальне? — удивился Фридрих.

Он даже обрадовался этому, а я подумал — вот ведь странная штука наша жизнь: сколько бы ни было вокруг тебя живых существ — Собак, Кошек, Котов, но если нет настоящей привязанности, я не говорю уже о любви, ты ОДИНОК!..

Я подраскинул умишком и сообразил, что если я соглашусь спать в его комнате, и если, не дай Бог, что-то начнет происходить, я могу не успеть… Что «происходить» и чего «не успеть», я себе пока не представлял.

— Нет, — сказал. — Спать я буду по другую сторону двери.

Не желая объяснять истинных причин моего отказа спать с ним в его спальне, я прибавил, не солгав ни слова:

— Мы так всегда в Петербурге жили. Плоткин в одной комнате, а я в другой — у его дверей.