Бренд Нокдаун и Ко. - Кот да Винчи

Иногда на улице попадался генерал Точчино. Арестовывать Лео он не спешил, но вздыхал с нечеловеческой тоской.

Только сильные мира сего не беспокоили изобретателя. Медичи, судя по всему, обиделся за попытку эмиграции. Сфорца, возможно, смог-таки пересечь границу — но только в одном направлении.

Впрочем, герцог очень скоро дал о себе знать.

В дверь мастерской постучали поздно вечером. Леонардо как раз удалял неудачный вариант лица Моны Лизы (набор кубов и трапеций) и поэтому крикнул: «Войдите!», забыв, что дверь заперта изнутри.

Тем не менее стучащий вошел.

Лео обернулся и с изумлением уставился на гостя.

— Привет! — белозубая улыбка на черном лице смотрелась эффектно. — У меня к тебе дело.

— Неделя еще не прошла, — прошептал да Винчи, — ты же говорил.

Афроитальянец махнул рукой, прерывая бледные речи художника.

— Да все нормально. Я по другому вопросу. Герцог Сфорца просил передать, что снимает заказ.

— Сфорца? Заказ? — Леонардо заморгал, пытаясь свести воедино все слова собеседника.

Мафиозо улыбнулся еще шире.

— А где твой котяра? Кыс-кыс-кыс!

Бес, которого хозяин не мог дозваться никакими посулами, поступил подло — явился по первому зову.

— Это от меня кошкой пахнет, — пояснил мавр, подхватывая Бестолоччи на руки. — Ах ты, теплый какой!

— Так что там Сфорца? — да Винчи по-прежнему ничего не понимал.

— Да. Людовико давеча давал тебе заказ. На производство вооружений. Пу-у-узо мохнатое! Ну лизни дядю Мбамбу в нос!

— Вооружений? — изобретатель почесал голову.

— Ты что, — удивился наемник, — не выполнил?

— Выполнил-выполнил! — заторопился Леонардо. — Целых два изобретения подготовил!

«И отдал их в чужие руки!» — с отчаянием добавил он про себя.

— Молодец. Так вот, герцог передает, что уже ничего не нужно. Ой, какой урчалка! Война-то кончилась. Так что ты больше не нужен.

Мафиозо так амплитудно погладил Беса, что все убийственные приспособления из-под плаща блеснули, словно акульи зубы. У художника подкосились ноги, он сел на табурет.

— Я больше не нужен, — произнес он с отчаянием.

— Ну-да. Эй! Эй! Ты чего такой бледный?!

Леонардо пришел в себя от кружки воды, которую вылил на него мавр.

— Зачем? — прошептал изобретатель. — Зарезал бы так. Или тебе приказали пытать?

Мне приказали, — сердито ответил наемник, — передать тебе сообщение от Сфорца. И все! А ты в обморок падаешь.

Лео с трудом сел. Мастерская двоилась и норовила уплыть куда-то в сторону.

— А почему тебе? Ты же убийца.

— Так я ж и говорю: нашему брату сейчас очень плохо платят. Приходится подхалтуривать. Вот, устроился на полставки гонцом. Все равно заказов мало.

Афроитальянец повернулся к незавершенному портрету.

— Безликая она у тебя какая-то получилась, — авторитетно изрек он, — невыразительная. Просто пустое место, а не глава мафии.

Да Винчи угрюмо уставился на холст. Действительно, на месте головы главы зияло пустое место.

— Ладно, — сжалился наемник, — вопрос деликатный, здесь торопиться нельзя.

Он вздохнул и покосился на ножи на поясе:

— Хотя нужно.

— Так стало быть, нету?! — возмущался диктатор в ответ на робкие попытки Лео объяснить, почему срочный государственный заказ (лик Медичи на фоне золотых колосьев) не готов.

Вообще-то подобное и раньше случалось и всегда сходило Лео с рук, но на этот раз похоже, Медичи разозлился не на шутку. Видимо, так и не смог ему простить попытку дезертирства во время военных действий.

— Лео, ты меня разочаровываешь. Чем ты здесь занимаешься целыми днями?

— Но позвольте… — оправдывался Лео.

— Не позволю! — не позволял Медичи. — Вижу, Леонардо, ужасная жара плохо на тебя влияет — ты испортился.

И «любимец народа» начал что-то искать в складках своих одежд.

— Мне тут пришло письмо из Ватикана. Папа в знак примирения просит прислать ему толковых художников, что-то там расписать. Как ты понимаешь, заказ обещают хорошо оплатить.

— Ну и… — Лео и кот навострили уши.

— Я тут составил списочек, — всенародно избранный достал, наконец, из недр одежды какой-то лист бумаги, — и тебя, мой мальчик, я оттуда вычеркиваю! — Слово «вычеркиваю» он специально подчеркнул.

И Медичи демонстративно сначала вписал, а потом вычеркнул имя, которое должно было возглавить список.

Его, Леонардо, имя.

— Мяу!.. — негодующе возопил кот и вцепился в камзол диктатора.

Впрочем, широкие и обильные одежды спасли того от какого-либо вреда.

— Это будет тебе урок на будущее, мой мальчик, так сказать, ад меморандум.[ 26 26 Ad memorandum — для памяти (лат.) ]

Диктатор брезгливо стряхнул кота и направился к двери.

— Отныне от твоих услуг я отказываюсь окончательно, мне не нужен такой ненадежный художник. Прощай. Да, и кота обучи манерам, а то я в следующий раз обращу более пристальное внимание на этот казус белли[ 27 27 Casus belli — повод к войне (лат.) ] с его стороны.

И на этой угрожающей ноте Медичи вышел.

— Ну не гад ли? — спросил Лео у кота, когда удостоверился, что диктатор отошел подальше от дома.

Кот не ответил, он сосредоточенно играл с какой-то бумажкой.

— Вот уж действительно, бестолочь, — Лео не без труда отобрал у кота помятый листик, — у хозяина, можно сказать, конец света, а ему хоть бы…

Лео замолчал и уставился на знакомый почерк. Это было последнее (и очередное) письмо от герцога Сфорца. Письма эти в последнее время приходили вместе с гонцами аккуратно раз в неделю.

«Дорогой Лео, — многообещающе начиналось письмо, — в очередной раз хочу тебе напомнить, что мои многократные предложения о получении тобой миланского вида на жительство, а в перспективе и гражданства, остаются в силе…»

Леонардо не дочитал до конца. В его голове созрело, как всегда, мгновенное решение. И да Винчи произнес историческую фразу:

— Надо ехать!

Да, именно так он и сказал.

Сборы особо не затянулись. Основной багаж лежал упакованный еще с прошлой попытки эмиграции. Лео добавил еще несколько узлов с макетами, чертежами и набросками, которые он надеялся продать Сфорца.

Ну и орущего кота, конечно, пришлось усадить в корзину, не мог же Лео его бросить на съедение диктатору (не в прямом, конечно смысле, хотя…). Лео уехал бы тайно, если бы не Джинни, которая непостижимым женским чутьем заподозрила неладное и примчалась в последний момент.

— Негодный, гадкий эгоист! — рыдала она на широкой груди любимого, — ты меня бросаешь здесь одну с этим разорившимся хлюпиком! — («Это она о последнем муже», — понял Лео.) — Тебе даже не пришло в голову позвать меня с собой.