Александр Покровский - «...Расстрелять»

— Старпом крысу?

— Нет, крыса старпома. Слушаешь не тем местом.

— Иди ты…

— Точно…

Лейтенант прилетел как ошпаренный, издали осматривая пальцы старпома. От волнения он никак не мог их сосчитать: то ли девять, то ли десять.

— Подойдите сюда! — сказал старпом грозно, но всё же со временем сильно поостыв. — Куда вас поцеловать? Покажите, куда вас поцеловать, цветок в проруби? Сколько вас можно ждать? Где вы всё время ходите с лунным видом, яйца жуёте? Когда этот бардак прекратится? Да вы посмотрите на себя! У вас уже рожа на блюдце не помещается! Глаз не видно! Вы знаете, что у вас крысы пешком по старпому ходят? Они же у меня скоро выгрызут что-нибудь — между прочим, между ног! Пока я ЖБП писать буду в тапочках! Только не юродствуйте здесь! Не надо этих телодвижений! Значит так, чтоб завтра на корабле не было ни одной крысы, хоть стреляйте их, хоть целуйте каждую! Как хотите! Не знаю! Всё! Идите!

И тут старпом заметил йод, и лицо его подобрело.

— Вот Жу-упиков, — сказал он, старательно вытягивая «у», — молодец! Где ж ты йод-то достал? На корабле же ни в одной аптечке йода нет. Вот, кстати, почему все аптечки разукомплектованы? Выдра вы заморская, а? Я, что ли, за этим дерьмом следить должен? Вот вы мне завтра попадётесь вместе с крысами! Я вам очко-то проверну! Оно у вас станет размером с чашку петри и будет непрерывно чесаться, как у пьяного гамадрила с верховьев Нила!

Слышали, наверное, выражение: «Вот выйдешь, бывало, раззявишь хлебало, а мухи летять и летять»? Именно такое выражение сошло с лица бедного лейтенанта после общения со старпомом.

Но должен вам поведать, что на следующий день на корабле не было ни одной крысы. Я уж не знаю, как Жу-упикову это удалось? Целовал он их, что ли, каждую?

Праздничный парад. Офицерскую «коробку» — восемь на шестнадцать — привезли на площадь заранее. Начинается отстой. Морозно. Холод залезает в рукава, в брюки и кусается за офицерские ляжки.

Шинель — тропическая форма одежды. От тропиков до полюса офицер флота российского носит шинель. Различаемся только нижним бельём. Б-р-р! Холодрыга. Не очень-то и постоишь. Чёрт побери!

По случаю холода строй гудит. К строю подходит старший офицерской «коробки» капитан первого ранга в «шапке с ручкой».

Вопрос: «Зачем капитанам первого ранга «шапка с ручкой»?

Ответ: «Чтоб бакланы не гадили на рожу!» — «А у кого нет шапки?» — «Пускай гадят».

— Прекратить болтовню в строю!

Из строя:

— Не кисло! А чего потом-то?

— А он и сам не знает.

— Прекратить разговоры!

Гул слабеет и переносится в середину строя.

— Рав-няй-сь!… Сми-р-но-о!… Воль-но!…

«Старший», потоптавшись, отходит. Холод и бесцельное ожидание надоели и ему. У нас всегда так: выгонят «народ» заранее, и — полдня стоишь.

Середина начинает гудеть — как улей, потерявший матку. Слышны только те фразы, что громче общего фона.

— А если в строю не болтать непрерывно, то чем же в строю непрерывно заниматься?

— Непрерывно равняться.

— Чего стоим-то?

— Ефрейторский зазор.

— А то б походили б, поорали б что-нибудь… героическое…

— Ну и глупый же я…

— Чего ж так поздно?

— Ну не-ет, войну мы выиграем… мы её начнем… заранее…

— Чтобы встретить ядерный взрыв в строю и при всеоружии, надо сделать что?

— Что?

— Надо всех построить и не распускать строя…

— Ну и праздник! Хуже субботы!

— У военных не бывает праздников. У них есть только мероприятия по подготовке к празднованию и план устранения замечаний…

— Вадик, а Вадик, я никак не пойму, чем мне нравится твоя кургузая шинель? Ты что, в ней купаешься, что ли? Или бетон месишь?

— Я в ней плавал по заливу…

— Ботиночки-то на тонкой подошве…

— Это не ботиночки, а слёзы скорохода…

— А завтра ещё и строевая прогулка…

— Кто сказал?

— Не «кто сказал», а по плану…

— Это в выходной-то! Ну, собаки…

— Интересно, кто её придумал?

— Тот, кто её придумал, давно умер и не успел сообщить, для чего же он это сделал.

— Прогулка нужна для устрашения…

— Ага, гражданского населения. «Пиджаки» совсем охамели…

— Прогулка нужна для укрепления боеготовности.

— Да для её укрепления я даже сейчас готов снять штаны и повернуться ко всем голой…

— Во холодрыга! Насквозь пробирает! У меня уже писька втянулась вместе с ребятами, и остались три дырки…

— Офонарели они, что ли?! Я же с каждой минутой теряю политическую бдительность!…

— Сейчас чаю бы…

— Лучше водки…

— Размечтался…

— И ба-бу бы…

— Ну, началось…

— А ты знаешь здешнюю формулу любви?

— Ну-ка?

— Стол накрыт, женщины ждут, и никто не узнает.

— Надо попрыгать, а то застудят мне братана, чем я потом размножаться-то буду? У меня ж редкий генетический код!

— Да ну-у!

— Не «да-ну-у», а ну да!

Строй колышется, подпрыгивает, в середине уже толкаются, чтоб согреться. «Старший» подаёт команду:

— Курить! С мест не сходить! Окурки — в карман!

— Чего он сказал?

— Курить, говорит, на месте, а окурки — в карман соседу.

Строй доволен. Строй закуривает. Клубы дыма, сквозь которые видны головы.

— Давно бы так…

— Вадя, а ты уже дымишь из кармана.

— Какая собака подложила?! Ты, что ли?!

— С-мир-на!!!

— Курение прекратить!

Прибыл самый главный морской начальник. Строевым шагом «старший» — к нему. Аж трясется от напряжения, бедненький. Главный начальник идёт вразвалочку. Вот этим отличается флот от армии: младший рубит строевым, старший — вразвалочку. В армии рубят одинаково.

— З-з-дра-в-с-твуй-те, то-ва-ри-щи!

— Здрав-жела-това-щ-капитан пер-ранга!!!

— Па-аз-драв-ля-ю ва-с!…

Короткое гавкающее троекратное «ура».

— К тор-жест-вен-но-му маршу!… В-оз-на-ме-но-вание!… По-рот-но!… На од-но-го ли-ней-но-го дис-тан-ции!… Первая ро-та пря-мо!… Ос-таль-ны-е на-пра-во!… Рав-нение на-пра-во!… Ша-го-м!… Ма-р-ш!…

Офицерская «коробка» поворачивает и идёт на исходную позицию. «Старший» суетится, забегает, что-то вспоминает — перебежками к последней шеренге, где собрана вся мелкота.

— Последняя шеренга, последняя шеренга, — шипит он с придыханием, — равнение, не отставать! По вам будут судить о всем нашем прохождении! Вы — наше заднее лицо! Так что не уроните! Ясно?!

— На-ле-во!… Пря-ма-а!!!

Одеревеневшие ноги бьют в землю. Шеренги… шеренги… студеные лица…

— …подтянулись!… Ногу… ногу взяли! Равнение направо!…

Огромными прыжками, непрестанно матерясь, догоняет остальных последняя шеренга… наше заднее лицо… Она не уронит…

Отрабатывалась торпедная стрельба. Подводный ракетно-ядерный крейсер метался в окружёнии сейнеров. Сейнеры были начеку: гигант мог и придавить; а когда гиганту пришла пора сделать залп, он его сделал, спутав сейнер с кораблями охранения.