Джером Джером - Трогательная история

Где бы ни говорили на английском языке, всегда можно было услышать его имя. Куда бы он ни вошел, всюду его чествовали, приветствовали, превозносили. Описания его очаровательного дома, его очаровательных высказываний и поступков, его очаровательной особы встречались в каждой газете.

Шекспир и наполовину не был так знаменит в свое время, как NN — в свое.

К счастью, он еще не уехал из города, и когда меня провели в его роскошно обставленный кабинет, он сидел у окна и курил послеобеденную сигару.

Он предложил мне сигару из той же коробки. От сигар NN не отказываются. Я знаю, что он платит полкроны за штуку и покупает их сотнями, поэтому я взял сигару, закурил и, усевшись напротив него, поведал ему свое горе.

Он не сразу заговорил после того, как я кончил, и я уже подумал было, что он не слушал меня, когда, глядя в открытое окно, туда, где за дымным городом, солнце, уходя, словно оставило за собой небесные ворота полуотворенными, — он вынул изо рта сигару и сказал.

— Хотите я вам расскажу одну действительно трогательную историю? Она недлинная, но достаточно грустная.

Он говорил так серьезно, что любой ответ казался неуместным, и я промолчал.

— Это история о человеке, потерявшем самого себя, — продолжал он, все еще вглядываясь в угасающий свет дня, словно читал там свой рассказ, — о человеке, который стоял у собственного смертного одра и видел себя умирающим медленной смертью и знал, что он умер — навсегда.

— Жил однажды бедный мальчик. У него было мало общего с другими детьми. Ему нравилось бродить в одиночестве, думать и мечтать целыми днями. Не то чтобы он был угрюм или не любил товарищей, но только что-то внутри его все время нашептывало его детскому сердцу, что он должен познать нечто большее, чем другие. И какая-то невидимая рука уводила его в уединенные места, где он мог свободно предаваться своим размышлениям.

Даже в шуме и суете многолюдной улицы он слышал тихие, но твердые голоса, рассказывавшие ему о работе, которую в один прекрасный день ему доверят, о работе для бога, которая дается лишь очень немногим; он будет помогать божьим детям на земле, будет делать их сильнее, честнее и лучше. И когда вокруг никого не было, он становился на колени, простирал ручонки к небу и благодарил бога за этот большой обещанный ему дар — честно трудиться на пользу людей; и он молился, чтобы всегда быть достойным этого доверия и в радостном ожидании грядущей работы маленькие горести жизни проносились мимо него, как щепки по течению быстрой реки, и, по мере того как он рос, голоса звучали все более четко, пока, наконец, он ясно не увидел перед собою свою работу, как путник с вершины холма видит тропинку в долине.

Так прошли годы, он стал взрослым и мог уже начать трудиться.

Тогда пришел злой демон и стал искушать его, — демон, который уже погубил немало людей получше его и погубит еще немало великих людей, — демон мирского успеха. И демон нашептывал ему на ухо пагубные слова, а он, да простит его бог, он слушал.

— Какая польза будет тебе от того, что ты станешь высказывать великие истины и благородные мысли? Чем мир тебе заплатит за это? Разве величайшие учители и поэты земли — люди, отдавшие свою жизнь на благо человечества, получали что-нибудь в награду кроме презрения, насмешек и нищеты? Посмотри вокруг! Разве заработок этих немногих честных тружеников не нищенские гроши в сравнении с богатством, которое льется рекой на тех, кто пляшет под дудку толпы? Да, настоящих певцов почитают после их смерти — тех, кого еще помнят, а мысли, когда-то порожденные их мозгом — все равно, помнят ли самих певцов, или нет, — расходятся все более и более широкими кругами по океану человеческой жизни. Но какая польза от этого им, умершим с голоду? Ты талантлив, гениален, ты можешь завоевать богатство, роскошь, власть, мягкую постель и изысканную пищу. Ты можешь стать великим в глазах толпы, ты можешь прославиться и славе своей внимать собственными ушами. Трудись для толпы, и толпа тебе сразу заплатит, а платы от богов придется ждать долго.

И демон одолел его, и он пал.

И, вместо того чтобы служить богу, он стал рабом людей. Он писал для толпы то, что ей нравилось, и она рукоплескала и бросала ему деньги, а когда он нагибался, чтобы собрать их, он улыбался, снимал шляпу и говорил ей, как она щедра и великодушна.

И вдохновение художника, подобное вдохновению пророка, покинуло его, и он стал ловким торгашом, единственным желанием которого было узнавать вкусы публики и угождать ей.

— Только скажите мне, что вам нравится, — кричала его душа, — и я буду писать это для вас, добрые люди! Вы хотите опять слышать старую ложь? Вы по-прежнему любите старые, отжившие условности, истасканные формулы жизни и злые мысли, как гниющие сорняки заражающие воздух?

— Петь ли вам детские песенки, которые вы слышали сотни тысяч раз? Защищать ли для вас ложь и называть ее истиной? Убивать ли для вас правду, или прославлять ее?

— Как мне льстить вам сегодня, и завтра, и послезавтра? Только скажите, что вы хотите слышать от меня, чтобы я мог говорить и думать то, что вам угодно, добрые люди, и заслужить ваши пенсы и рукоплескания!

Таким образом он стал богат, и знаменит, и велик, и носил он красивые платья, и ел изысканные блюда, как обещал ему демон, и слуги ему прислуживали, были у него и лошади и кареты; и он был бы счастлив — настолько счастлив, насколько такие вещи могут сделать человека счастливым, — только в глубине его письменного стола лежала (и никогда у него не хватало храбрости разорвать ее) маленькая пачка пожелтевших рукописей, написанных детской рукой, напоминавших ему о бедном мальчике, который ходил когда-то по истоптанным мостовым города и не мечтал о другом величии, чем судьба божьего посланника на земле, и который умер и был погребен навеки много лет назад.

Это была очень грустная история, но не совсем то, что нужно читателям на рождество. Поэтому в конце концов мне все-таки пришлось обратиться к девушке с разбитым сердцем!