Роальд Даль - Мой дядюшка Освальд

Во втором, поменьше, разъездном чемоданчике имелись отделения для льда, ручной смеситель и бутылочки для хранения глицерина, яичного желтка и снятого молока. А также микроскоп для проверки в полевых условиях мотильности свежесобранной спермы. Мы все подготовили тщательнейшим образом и ничего не забыли.

А под конец А. Р. Уорсли занялся устройством в подвале этого дома нашего семенного фонда.

В начале июня 1919 года мы уже были почти готовы к отъезду. Я говорю «почти», так как мы все еще не согласовали список имен. Кто будут эти великие мира сего, которых почтит своим визитом Ясмин — и я, затаившийся на заднем плане? Мы долго обсуждали этот заковыристый вопрос втроем на почти ежедневных совещаниях в нашем доме. С королями было проще всего, мы хотели всех королей. Поэтому записали их первыми:

Нидерланды отпадали, потому что там была королева. Отпадала и Португалии, потому что там монархия была свергнута революцией 1910 года. Монако не стоило трудов. Оставался еще наш собственный король Георг V. После длительных дебатов мы решили оставить его в покое. Заниматься такими делами буквально у себя на крыльце было чуточку чересчур, да и вообще у меня были планы использовать этого джентльмена несколько иным образом, о чем вы узнаете через пару минут. Однако мы решили поместить в наш список Эдуарда, принца Уэльского, как возможную замену. Ясмин плюс волдырный жук уложат его на диван в любой момент, когда она только пожелает. Более того, она с нетерпением это предвкушала.

А вот составить список великих и гениев было очень трудно. Некоторые из них, вроде Пуччини, Джозефа Конрада и Рихарда Штрауса, были самоочевидны. То же касается Ренуара и Моне, двух дряхлых кандидатов, посетить которых требовалось в ближайшее время. С прочими было сложнее. Нам требовалось решить, кто из современных (1919) великих и знаменитых все еще будет великим и знаменитым через двадцать, через пятьдесят лет.

Была и более трудная группа — молодые люди, умеренно известные сейчас, но обещавшие стать позднее великими и знаменитыми. Тут появлялся элемент азартной игры, и все зависело от личного мнения. Будет ли, к примеру, тридцатисемилетний Джеймс Джойс считаться будущими поколениями истинным гением? Лично я за него голосовал, и Уорсли тоже. Ясмин в жизни о таком не слыхала. Двумя голосами против одного мы включили его в список.

В конце концов мы решили составить два отдельных списка. В первый вошли первоочередные, а во второй — возможные варианты. Мы собирались заняться этими вариантами, только исчерпав первоочередные. Имел значение и возраст; старших следовало обслужить поскорее, чтобы они не испустили дух, пока мы до них доберемся.

Мы согласились ежегодно вносить в эти списки поправки, чтобы не затерялись те люди, чья известность неожиданно выросла.

Первоочередной список, составленный в июне 1919 года, имел следующий вид, в алфавитном порядке:

В наш второй список вошли весьма гипотетические варианты, а также несколько пограничных случаев:

Конечно же, в этих списках были ошибки и пропуски. Нет более трудной игры, чем угадывать настоящего гения, когда он еще жив. Лет через пятьдесят после смерти это уже значительно проще, но от мертвых людей нам не было ровно никакой пользы. Еще один момент. Рудольф Валентино был включен не потому, что мы считали его гением. Мы приняли коммерческое решение — было естественно думать, что сперма человека, имеющего такую огромную толпу фанатичных поклонников, будет в будущем горячим товаром. Ровно так же мы не считали гениями Вудро Вильсона и Карузо, но они обладали всемирной известностью, и это следовало принимать во внимание.

Конечно же, сперва следовало исчерпать Европу, долгая поездка в Америку могла подождать. Поэтому на стене одной из гостиных мы повесили огромную карту Европы, утыканную множеством маленьких флажков. Каждый флажок указывал точное местоположение кандидата: красные флажки для первоочередных, желтые для следующих по очереди, с именем и адресом на каждом флажке. Таким образом, мы с Ясмин получали возможность планировать наши визиты географически, район за районом, вместо того чтобы метаться с одного конца континента на другой. Больше всего флажков было во Франции, район Парижа был ими буквально утыкан.

— Какая жалость, — сказал я, — что и Дега, и Роден уже два года как умерли.

— Я бы хотела начать с королей, — сказала Ясмин.

Наша дружная троица сидела в гостиной, обсуждая следующий шаг.

— Почему с королей?

— Потому что у меня есть страстное желание быть изнасилованной особой королевской крови, — ответила Ясмин.

— Ты какая-то слишком уж легкомысленная, — заметил Уорсли.

— А почему бы мне и не выбирать, — с вызовом сказала Ясмин. — Это ж я выполняю непосредственную работу, а не ты. Мне бы хотелось начать с короля Испании. А затем мы могли бы поехать в Италию и сделать старика Виктора-Эммануила, потом в Югославию, в Грецию и так далее. Мы обработаем всю эту компанию за какую-нибудь пару недель.

— Можно мне поинтересоваться, — спросил у меня Уорсли, — как вы думаете проникать во все эти дворцы? Не может ведь Ясмин просто постучаться в дверь, ожидая, что ее приватным образом примет король. Не забывайте, что прием должен быть приватным, иначе толку от него никакого.

— Эта часть не должна представить для нас никаких трудностей, — отмахнулся я.

— Она невозможно трудна, — возразил Уорсли. — Пожалуй, нам следует забыть про королей.

Я работал над этой проблемой уже несколько недель, так что ответ был готов.

— Это элементарно, — ответил я. — Мы используем для отвлечения короля Георга Пятого. Он поможет мне войти.

— Не смешите меня, Корнелиус.

Я подошел к письменному столу и достал из ящика несколько листов бумаги.

— Будем считать, что начнешь ты с короля Испании, — сказал я, перебирая листки. — Ну да, вот оно. «Мой дорогой Альфонсо…»

Я передал листок Уорсли. Ясмин поднялась со стула и стала читать через его плечо.

— Господи, да что это такое? — воскликнул он.

— Весьма персональное письмо, — сказал я не моргнув глазом, — от короля Георга Пятого королю Альфонсо.

И так оно, в общем-то, и было. В шапке послания был жирно вытиснен красным королевский герб, надпись в правом верхнем углу, тоже вытисненная красным, гласила без всяких ухищрений: «Лондон, Букингемский дворец». На самом листе я написал, довольно пристойно имитируя скоропись короля, следующий текст: