Мирсай Амир - Рыбацкие байки

— Шиньон, колготки — это, кажется, не лекарства...

— Да, да, виноват. Но вообще-то говоря, не мудрено и перепутать все эти названия. Раньше проще было; аспирин — он и был аспирин. А теперь извольте видеть, он уже не аспирин, а аце-тил-са-ла-циловая кислота. Если все названия собрать, которые я выучил за последние годы, они в пяти бочках не поместятся!

Нужно было дать отдых языку гостя и ушам хозяев, и жена сделала очередную попытку обратить внимание Латыпа на блюда, стоящие на столе, но деда не так-то легко было остановить.

— Ладно! — сказал он.— Все это пустяки... Я еще самого главного из того, что хотел вам сказать, не сказал. Я очень рад, что с вами познакомился. Вы оказались радушным, добрым человеком, и мне это очень приятно. А то ведь среди вашего брата есть такие, что смотрят на нас сверху вниз. Душа болит, когда столкнешься с таким зазнайкой! Слов нет — нынешние молодые руководители по сравнению с нами во многом выигрывают. У них н образование есть, и уменье вести дело по-научному. Но и среди них попадаются... На днях зашел я к одному такому... руководящему... Принял хорошо — спасибо. Я поделился с ним некоторыми своими мыслями. Покритиковал его: кое-что он, с моей точки, зрения, делал неправильно. Посоветовал, что и как можно поправить. Слушал очень внимательно. Поблагодарил за критику: «Вы высказали очень важные и дельные вещи. Спасибо. Надо подумать!» А на другой день этот товарищ — мне передали — сказал про меня: «У него винтиков не хватает!» Верно, мы тоже ошибались, но как бы там ни было и что бы там ни было, мы свое дело сделали.

Латып замолчал. Он ждал, что я скажу. А что я мог ему сказать? Я пробормотал, как и тот руководитель, к которому дед пришел со своими, советами:

— Спасибо! Вы высказали важные и дельные вещи. Надо будет подумать!

Потом Латып набросал передо мной целый ворох тем для газетных фельетонов — о недостатках, которые, по его мнению, надо «беспощадно выкорчевывать».

— Почему у нас на Волге на крошечных, с ладонь, островках кто угодно и как угодно воздвигает дома? Почему гак легко живется заядлым браконьерам? —-горячился он.

Я не стал кормить его пустыми обещаниями, а честно признался, что у меня сейчас нет ни охоты, ни времени заниматься журналистикой, но пообещал познакомить его с Фанилем. Он энергичный и страстный газетчик, его, наверное, заинтересуют все эти проблемы, и он сумеет в них разобраться.

...Наконец наш гость поднялся из-за стола и стал прощаться. Я пошел проводить его. Не садясь в свою лодку, он сказал, показав мне на мотор:

— У него девяносто девять деталей. И у каждой свое название. В этой кладовке,— он постучал костяшками пальцев по своей голове,— для каждой нашлось местечко.

— Хорошо работает ваш мотор?

— Хорошо?! Не то слово, дорогой! — Дед снова разговорился:— Однажды, когда у меня с памятью было еще плохо, я забыл якорь с собой взять. Возвращаться домой? Клев пропустишь! Взял да и опустил вместо якоря этот самый мотор. В крайнем случае, думаю, дойду обратно на веслах. И что ты думаешь? Поднял потом мотор со дна, вытер тряпкой насухо, открыл, продул цилиндр пять-шесть раз, и — на тебе! — затарахтел как миленький! Вот какой у меня мотор! Сила! Он легко вскочил в лодку.

Загляните как-нибудь ко мне по пути. И вот что еще. Если так случится, что не поймаете ничего, правьте прямо ко мне. У меня в садке рыбка не переводится, всегда поделюсь! Ну, будьте здоровы, спасибо за все!

Кормовым веслом он оттолкнул лодку, повернул нос как следует и взялся за мотор. Ремень был уже на маховике. Старик дернул — мотор заработал с первого оборота. Латып-ага расцвел в улыбке. И я за него порадовался.

Он дал малую скорость и стал медленно удаляться, оборачиваясь поминутно и махая мне свободной рукой. Вдруг за моей спиной раздался крик:

— А плащ?

Я оглянулся. На пороге дачи стояла моя жена, размахивая забытым вторично плащом деда Латыпа.

Неожиданно к нам приехал Фаниль и рассказал продолжение истории о Ване. Парень, конечно, и не думал тогда топиться. Он решил испытать свою Машу, проверить ее чувство, ее верность. Муж пропал без вести. Что будет делать жена? Если любит по-настоящему, будет надеяться и ждать. А если любви нет (а значит, и не было), быстро утешится и найдет другого. Чем всю жизнь мучиться от ревности, лучше сразу выяснить все до конца и поставить точку!

Ваня сам чуть было не стал жертвой своей в общем-то не очень умной уловки. Спасло его то, что известие о его «трупе», пойманном в проруби на крючок каким-то рыболовом, быстро дошло до него, и он поспешил «воскреснуть». А то ведь Маша действительно могла как-то устроить свою жизнь. Мертвого мужа не вернешь. Пусть любовь к нему была глубока, как Волга, но жизнь есть жизнь, и у нее свод законы. Такая красивая, молодая еще женщина, как Маша,— если бы даже сама не торопилась решать свою судьбу,— вряд ли стала бы противиться тому, кто пожелал бы се поторопить. На свое счастье, Ваня успел вовремя вернуться к своей Пенелопе.

Фаниль, впрочем, сказал нам, что Ваня исчезал не только потому, что хотел испытать Машу. Он не хотел больше оставаться в деревне и присматривал себе место в городе или на крупной стройке. Механик по специальности, недавно вернувшийся из армии, он рассчитывал найти хорошую работу. И он ее нашел.

Вернувшись в деревню, бывший «утопленник» забрал свою Машу и укатил на Каму, в Набережные Челны, на стройку знаменитого автомобильного завода.

У следователя появилась новая забота, если утопленник не Ваня, так кто же он тогда? Надо установить его личность.

Череп бедняги был отправлен для восстановления по методу Герасимова. Теперь Фаниль ждал, когда портрет убитого окажется в руках следователя.

Воспользовавшись тем, что он уже здесь, мы с Тази решили еще раз повторить неудавшуюся попытку сделать из нашего журналиста завзятого рыболова. Фаниль охотно согласился. Все сулило удачу. На небе— ни облачка, поверхность воды гладкая и ровная, ветра нет. Быть клеву!

Выехали вовремя, безо всяких помех. Мотор запел свою славную песенку, и мы быстро примчались на заранее намеченное место. Со всеми ритуальными цере­мониями опустили кормушки. Закинули удочки. Следим и ждем, у кого первого клюнет. Сладкие, тревожные минуты!

Полчаса проходит, час — не клюет. Меняем наживку. Все равно не клюет!

Мы-то с Тази народ привычный, и не в таких переделках бывали, но нам перед Фанилем неудобно. Даже какое-то чувство виноватости появилось.

— Ничего! бодро говорит Тази.— Бывает и так что рыба начинает только через три часа клевать!

— И даже через четыре! — вторю я ему.

Фаниль смеется,