Енё Рэйтё - Тайна алмазного берега

Дерзость нашего приятеля без всякой натяжки можно назвать беспримерной. Как лицо гражданское обладал свободой передвижения, любую попавшуюся под руку униформу тотчас нацеплял на себя и, прежде чем успевал примелькаться среди той или иной группы людей, сменив форму, смешивался с другой группой легионеров и при этом спасал капитана, совершенно лишенного умения приспосабливаться.

– Привет, ребята! – бодро воскликнул он, словно наша встреча происходила не в склепе. – Выше голову, все идет как по маслу!

– Потише! – осадил я его. – Сегодня ночью на кладбищенских работах задействовано шестнадцать человек.

Капитан перестал расхаживать и пытался завернуть полы своего смирительного балахона наподобие красной тоги, облачения героев греческих драм.

– Рано или поздно все равно нас сцапают, – сказал Ламетр.

– Но прежде пусть Оковалок расскажет, что произошло сегодня ночью, – предложил Альфонс.

– Послушаем, послушаем! – оживленно воскликнул Хопкинс, словно подбадривая оратора на званом ужине.

Я описал свои похождения, умолчав о некоторых мелких деталях.

– Опишите-ка поподробнее внешность этой женщины.

И я обрисовал им портрет «графини» в красках.

– С чего вы взяли, будто… песенка генерала Рубо спета? – спросил побледневший капитан.

– Достаточно заглянуть в газеты. О нем уже пишут в прошедшем времени.

– Это означает, что множеству людей предстоит расстаться с жизнью… погибнуть бессмысленно и понапрасну… Маркиз де Сюрьен храбрый солдат… но он всего лишь солдат. История с пропавшей экспедицией и алмазными копями на руку врагам генерала Рубо, и они воспользуются этим, – объяснил Ламетр.

– Войска выступят вот-вот, это чувствуется по приготовлениям, – сказал Альфонс.

– И пострадают безвинные туземцы.

– А если истина выяснится, прежде чем прогремит первый выстрел? – поинтересовался я.

– Тогда огромная часть континента избежит катастрофы.

Настала короткая пауза. На саркофаге усопшего полковника плясал слабый отсвет лампады. Очертания громадного распятия усиливали таинственность тонущих в полумраке дальних углов склепа, где каждое произнесенное слово отдавалось гулким эхом.

– Решайтесь, господин капитан. Мы в вашем распоряжении, – сказал Альфонс.

– Мы поклялись вам в верности, – добавил я.

– Ура! – заключил Хопкинс.

Растроганный Ламетр переводил взгляд с одного на другого.

– Спасибо, ребята!.. Дай бог, чтобы ваши усилия способствовать доброму делу не пропали втуне. – Он поочередно пожал руку каждому из нас.

– Теперь в первую очередь надо бы узнать, кто эта женщина, – сказал я. – Ведь она – наш опаснейший противник.

– Это не секрет, – заметил Ламетр.

– Так кто же она?

– Моя жена, – ответил капитан.

Мы молча застыли как вкопанные.

– Дама, с которой вы познакомились этой ночью, – обратился капитан ко мне, – действительно графиня Ла Рошель. Это фамилия ее первого мужа. Впоследствии она развелась с графом и вышла замуж за капитана Мандлера. Однажды, когда я долгое время простаивал на Мадагаскаре, она сбежала со мной на моем корабле. В Париже мы поженились, а несколько месяцев спустя я получил анонимное письмо с такими сведениями, что… В общем, несмотря на анонимность автора послания, все указанные там факты оказались достоверными, и я… расстался с ней. Она снова взяла фамилию капитана Мандлера, поскольку ее бракоразводный процесс оказался недействительным – она намеренно подстроила дело таким образом… Впоследствии я иногда видел ее… она постоянно находилась в обществе Ван дер Руфуса, богатого голландского банкира, человека великодушного и щедрого, который немало жертвует на благотворительные цели. Он единственный из прежних моих знакомых посетил меня в тюрьме и поинтересовался, не нуждаюсь ли я в чем-либо. Но и голландец лишил графиню своего покровительства – поговаривают, будто бы вновь сыграло свою роль анонимное письмо…

Хотя мне самому уже немало было известно, я был поражен услышанным.

– Неужто не нашлось ни одного желающего проучить эту негодяйку как следует? – изумился Хопкинс.

– Пора вернуться к делу! – прервал Альфонс Ничейный нашу увлекательную беседу. – По-моему, нам необходимо попасть в Сенегал раньше армии. Большую часть пути проделаем вместе с солдатами, а потом сбежим…

– И конечно же, понадобится дневник экспедиции, который капитан Мандлер прислал командованию, – задумчиво проговорил Ламетр.

– Надо раздобыть этот дневник! – заявил Альфонс.

Хопкинс озадаченно почесал подбородок, капитан Ламетр печально махнул рукой.

– Документы хранятся в сейфе генерала Рубо.

– Да ради правого дела не грех и медвежатниками поработать.

– Вы… не побоитесь устроить кражу со взломом из военного архива?!

– Уважаемый господин капитан! – обратился к нему Альфонс. – Вы берете на себя руководство сенегальской частью дела, а здесь… как до сих пор действовали мы, так и впредь станем подготавливать акцию.

Ламетр вздохнул.

– Я не раз имел возможность убедиться в правоте ваших слов. Так что не смею противиться…

После этого мы вернулись в казарму.

На следующее утро нам объявили, что в нашем распоряжении свободный день. Это означало, что части готовятся выступать. Двойная норма курева и рома, служба с половинной нагрузкой и… неописуемая кутерьма и суматоха.

Словом, команда выступать в поход, можно сказать, висела в воздухе.

День свободы – сущий подарок судьбы. Даже для меня, хотя, по мнению Потрэна, я воспринимаю военную службу словно увеселение в семейном кругу. Когда я прохожу мимо караульной, где сержант самолично проверяет каждого отправляющегося в увольнительную легионера, он окидывает меня бдительным взором.

– На… ррво!

Значит, повернись направо.

Я поворачиваюсь.

– Крррм! – рычит он. Развернись, мол, кругом.

Стоит ему обнаружить на моем мундире одну-единственную даже не складку – морщинку, топай, Оковалок, обратно.

Однако я не даю ему повода придраться.

– Надеюсь, нам будет оказана честь лицезреть господина легионера по случаю выступления в поход? Хочу подчеркнуть, что строй должен быть безукоризненным. Не приведи господь, полковник увидит, как вы шагаете в строю!.. Как, по-вашему, что он тогда мне скажет?

– Он скажет следующее: «Дорогой Потрэн…»

– Заткнись! Убирайся с глаз моих долой, скотина безрогая! – зашелся в крике наш бравый Потрэн, а я счел за благо ретироваться и направил свои стопы в порт, в свою любимую пивнушку «У четверки веселых осквернителей праха».

Но едва я успел хлопнуть десятую рюмашку коньяка, как меня тронул за плечо некий тип в форме шофера.