Дмитрий Скирюк - Прививка против приключений

— Приехали… — пробормотал я, шевельнулся и охнул, когда лодыжку пронзила острая боль. — Коля, ты где?

— Ты на мне сидишь, идиот! — полузадушенно прохрипел тот откуда-то снизу. Чиркнула спичка, озарив бледным желтым светом спутанный колобок заиндевевших волос с очками-консервами где-то в районе экватора. — Слазь сейчас же!

— Я… ой-ёй! Я, кажется, не могу.

Сани лежали на боку, придавленные рухнувшей стеной. В кабине, казалось, подрались два носорога — все было перевернуто и поломано. Большой инструментальный ящик (пуда полтора, прикинул я), упал мне на ногу и мешал двигаться. Чертыхаясь, Коля еле дотянулся до него и столкнул прочь.

Ступня выглядела неестественно искривленной. Жгучая, пульсирующая боль проворно поползла вверх по ноге, и я стиснул зубы, чтоб не застонать. Коля осторожно приподнял мою ногу и ощупал ее.

— Так больно?

— Да…

— А так?

— М-мм!

— Плохо дело… — он поскреб в затылке. — Неужели перелом?

— Только не это!

Коля снял тулуп, оставшись в свитере, и попытался открыть дверь. Успеха это не возымело. Люк на крыше, которая теперь стала стеной, тоже открываться не захотел, и Коля бессильно опустился на пол.

— Может, стекло выбьем? — предложил я.

— Подождем, — буркнул тот. — Слышишь? Нас уже ищут.

Снаружи, сквозь толстую снежную шубу доносилось какое-то шарканье, постукиванье и скрип. Затем отчетливо послышалось: «Это как его…», в окнах кабины замаячил серый свет, мелькнула распаренная Витькина физиономия, дверь заскрипела, открываясь, и чьи-то сильные руки вытащили нас наружу пред светлые очи Командора.

— Так, — многозначительно сказал он, осматривая нас. — Не потрудитесь ли вы объяснить, господа хорошие, где вас всю ночь носило? И за каким, извиняюсь, чертом вы разломали гараж?!

— Видишь ли, Игорь, — неуверенно начал Коля. — Мы тут блудили… мгм… плутили… Э-ээ… В общем, вот, — он протянул Хозяину компас.

— Чего «вот»? — спросил Хозяин, — ничего я тут особенного вовсе даже и не вижу… Куда это он указывает? Гм…

Игорь растерянно покрутился на месте, прошелся туда-сюда, зачем-то приказал Пашке уйти, после чего с изменившимся лицом повернулся к нам.

— Вы догадываетесь, что это значит? — воскликнул он. Мы дружно помотали головами. — Это означает, — объявил Игорь, раздуваясь от гордости, — что мы только что открыли Южный полюс!

— Но ведь его… уже открывали, — робко возразил Олег и тут же умолк под суровым взглядом Предводителя.

— Ну и что, что открывали! — поспешил вмешаться Пашка, — может, они эта… как его… не то открыли. Они, может, ошиблись. Ура капитану Гурею! — вскричал он.

Игорь сиял от счастья и потому не сразу обратил внимание на мое бедственное положение.

— Что это с тобой? — наконец спросил он, когда восторг и ликованье малость поутихли, ощупал мою ступню и нахмурился. — Вывих! И ты молчал?!

— Но я…

— Тоже мне, герой… Вот что, хлопцы, тащите Димку в дом, а ты, Пашка, начинай пока сани откапывать. Олег тебе поможет.

Поддерживаемый Виктором и Олегом, я пропрыгал на одной ноге к высокому снежному куполу, прополз сквозь узкий тоннель и вскоре уже лежал в кровати.

— Ну-ка, держите его! — скомандовал Игорь, засучивая рукава. Два «санитара» схватили меня за руки. В горле у меня мгновенно пересохло.

— Значит, так, — Игорь протер руки спиртом и нацедил его в кружку. — Анестезии нет, так что — на, прими сто грамм.

В кружке было все двести.

— Но…

— Пей, пей, — требовательно сказал Хозяин. — Он у меня слабенький, градусов двадцать.

Я выдохнул воздух, залпом опрокинул кружку и замер с разинутым ртом. Показалось, что меня ударили в живот. Спирт был — крепче некуда.

— Воды… — хрипло выдохнул я. Коля спешно наполнил кружку из бочонка, и вскоре я снова смог дышать. В голове зашумело.

— Ты же говорил, — пробормотал я, — что в нем градусов двадцать…

— Ну, да, — кивнул Хозяин, — двадцать. Я сам мерил.

— Чем… мерил?

— А вон, градусник на стене видишь? Им и мерил.

Меня разобрал смех.

— Так разве ж градусником крепость измеряют…

— Так градусник-то спиртовой, — рассудительно сказал Игорь. Вцепившись, как клещ, в мою ногу, Предводитель каким-то хитрым движением повернул ступню раз, другой и вдруг рванул так, что у меня потемнело в глазах. Я дернулся и взвыл.

— Терпи, казак, атаманом будешь… Держите крепче, остолопы!

— Оу-у! Ай!!!

Громко щелкнув, кости встали на место, и я облегченно откинулся на подушки.

— Ну вот и все, — сказал Игорь. — Полежи пока, а мы к празднику подготовимся. Полюс открыли, как-никак! Хоть и Южный.

— Димка, — спросил Витя, когда все ушли. — Ты же знаешь, что это не полюс. Что происходит?

— Да ничего не происходит, — сквозь пьяную дрему пробормотал я. — Географию учить надо было… Самый обычный полюс.

— Южный?!

— Южный. М-магнитный. Он как раз где-то тут должен быть. Под водой…

Витькино лицо медленно преобразилось. В глазах вспыхнули лукавые искорки.

— Слу-ушай! — он наклонился ко мне. — У тебя в хозяйстве есть лишний электродвигатель?

— Ну есть… — слегка обеспокоенно сказал я. — А что?

— Какой?

— Немецкий… «Дессау».

— Тяжелый?

— Ты его с места не сдвинешь.

— Отлично! — Витька потер ладони. — Прекрасно! Просто замечательно! Ну, отдыхай, не буду тебе мешать.

Он вышел, и я уж начал было засыпать, убаюканный теплом и тишиной, как вдруг снаружи донесся какой-то шум и после — взрывы гомерического хохота. Превозмогая сон, я выглянул в окно и увидел там следующую картину.

Накренившись на один борт, возле развалин гаража стояли изрядно помятые аэросани — их, похоже, только что откопали. Вокруг корчились и приседали от смеха все мои спутники, все, кроме Паши — боцман стоял чуть в стороне, красный, как вареный рак, и молчал.

А на борту саней пламенела яркая надпись: «СНЕЖНАЯ КОРОВА».

В году триста шестьдесят пять дней. В високосном, говорят, даже триста шестьдесят шесть.

В полярном году — всего один. Но зато какой!

Надо бы добавить, что и ночь там — тоже одна, но на самом деле это не так, просто зимой там рано темнеет и поздно светает. Важно другое, то, что и день и ночь в Антарктике отличаются крайним однообразием. Меняется влажность, температура, количество осадков, но сплошной ледовый щит остается неподвижным и монолитным.

Такой же монолитной и неподвижной была скука, овладевшая экипажем затертой во льдах бригантины.

Шел второй месяц нашей вынужденной зимовки. Делать было нечего. «Гончая» окончательно скрылась под покровом снега и льда. Над палубой натянули тент, сохраняя ее от повреждений и снежных наносов, но возвращались на корабль только за какими-нибудь забытыми вещами, да и тех становилось все меньше и меньше. Теперь стало ясно, что Игорь был прав, когда ратовал за возведение снежного дома. Живи мы сейчас на корабле, непременно пришлось бы отапливать помещение — морозы стояли лютые. Дров же у нас не было, а рубить корабль что-то не хотелось. В снежных хижинах для обогрева хватало тепла наших тел, нескольких свечей и маленького примуса, на котором раз в день готовили горячую пищу и два раза ее потом подогревали. Наружу выходили редко и ненадолго.