Виктор Коклюшкин - Алло, Люся, это я! (сборник)

Я говорю: «Тогда скажи, как меня зовут?» Он говорит: «Козел!»

Я говорю: «Ах, так! Тогда со стен у меня пропали картины: Рембрандта “Мадонна Люся”, Саврасова “Грачи охренели” и портрет Лужкова работы Шишкина! А также икона Андрея Рублева, на которой преподобный Ельцин играет на барабане!»

Лохотронщики кричат: «Ну, те не жить!» Я говорю: «Aх, так! Тогда из шкафа пропали акции Газпрома! Акции были свернуты в рулоны, и на каждом было написано: 54 метра!»

Лохотронщики кричат: «Мы тя уроем, тварь!» Я говорю: «Ах, так! Тогда из погреба у меня пропал сундук с золотыми монетами! На которых отчеканен профиль Ивана Грозного и надпись: “Замочу в сортире!”»

Лохотронщики кричат: «Какой погреб – ты ж на пятом этаже?!» Я говорю: «Я имею в виду ванную – у меня там холодно, как в погребе! Я даже голову всегда мою в шапке! Кстати, шапка пропала тоже – шапка Мономаха!»

Лохотронщики кричат: «Он псих!» Я говорю: «Ах, так! Тогда еще пропала жена! Красивая, умная, знала четыре иностранных языка, но говорила по-русски только два слова: “Мой Пупсик!”»

И тут черт принес жену! Языков она не знает, а внешне похожа на депутата Шандыбина. И говорит: «Что тут за люди?!»

Милиционеры говорят: «Это те, кто вас ограбил».

Жена говорит: «Неужто Гайдар!»

Милиционеры говорят: «Это те, из-за кого у вас нет картин и рояля».

Жена говорит: «Так это из-за этого идиота!» И показывает на меня.

Ну, милиционеры лохотронщиков отпустили, а меня забрали. Я спрашиваю: «За что?!» Они говорят: «Чтоб врал меньше… лохотронщик!»

Неизвестно, так ли это было. Но говорят, что на градостроительный совет Москвы пригласили молодого модного режиссера. Барственно оглядев собравшихся, он произнес:

– Чтобы привлечь туристов, их надо удивить, вот я был в Брюсселе, там есть писающий мальчик.

Председатель совета заносчиво сказал:

– У нас свои памятники: Пушкину, Юрию Долгорукову, что ж – князь должен писать?

– Почему князь, – возразил режиссер, – писать может его конь! Вы представьте эффект! В Брюсселе мальчик, а у нас – конь!

Глаза членов совета зажглись творческим огнем. Только молоденькая архитекторша, видимо, представила и смутилась.

– А «Рабочий и колхозница» Мухиной, – азартно продолжал режиссер, – это же отстой! Он в комбинезоне, она, пардон, в юбке!

– Она на реставрации, – подал голос секретарь.

– Вот и хорошо! – ободрил режиссер. – Снять там с нее юбку, надеть стринги!

– А лифчик? – робко напомнила молодая архитекторша.

– А вот этого не надо! – с ходу отмел ее предложение режиссер. – Поймите, лучше природы нам ничего не придумать! И потом, что это они там держат в руках?

– Серп и молот, – подсказал пожилой участник.

– Кошмар! – возвел глаза к потолку режиссер. – У вас что, нет более интересных вещей?

– Бутылку, – высказал из угла до сих пор молчавший.

– «Сникерс», – неуверенно предложил самый молодой.

– Череп! – ахнул пожилой и сам испугался.

– Бред! – подвел итог режиссер. – Они ничего не держат, потому что целуются! Причем это не рабочий и колхозница, а менеджер и менеджер!

Все замерли, не в силах еще осознать, а он продолжал:

– Теперь Достоевский – он что делает у библиотеки?

– Сидит, – подсказал бородатый архитектор.

– А почему не за решеткой? – в упор спросил режиссер. – Вы представьте, какой эффект это произведет на гостей столицы. Достоевский за решеткой! У библиотеки, где хранятся его книги! Да все западные и восточные газеты поместят такую фотографию! Люди валом повалят, чтобы увидеть и сфотографироваться на фоне!

– А если?! – хотел возразить секретарь.

– Никаких «если»! – отмел режиссер. – Сидит, причем голый!..

– Нет! – вспыхнув, выкрикнула молодая.

– Хорошо, – пошел на уступки режиссер. – В трусах и в майке с надписью «Адидас».

– А что делать с Маяковским? – спросил кто-то.

– С Маяковским… – режиссер на секунду задумался и тут же решил: – Он футурист, пусть стоит вверх ногами!

– А Гоголь… их два, – напомнил бородатый.

– Да хоть десять! – бедово отмахнулся режиссер. – Поставить вместе и назвать: «Близнецы». И вообще, говорят, что их было двое: один Гоголь русский, другой – хохол! То есть украинец. Писали, как братья Стругацкие, а потом один украл все у второго и делал вид, что он один!

– Это правда?! – спросила доверчивая молодая.

– Конечно! – подтвердил режиссер – Или Гоголь, или кто-то другой. Но что-то такое я слышал. – И требовательно произнес: – Что у нас еще?

– Большой театр в реставрации, – напомнил секретарь.

– В реставрации… – проворчал режиссер. – У вас чего не хватишься, все в реставрации!

– Так это… двести уж лет ему…

– Да хоть триста! В Пизе одна башня падающая была – ее весь мир знал! А у вас у театра восемь колонн – значит, что?

– Сделать, чтоб все падали, – догадался секретарь.

– И причем в разные стороны! – уточнил режиссер.

– Там на фронтоне лошади, – подсказал бородач.

– Да, лошадьми сейчас не удивишь, – согласился режиссер.

– А если три «Мерседеса»! – подсказал самый молодой. – Или джип, «Вольво» и «Мерседес»?

– На сцене русского Большого театра?! Вы с ума сошли! – вступился за отечественную культуру председатель.

– Тогда «Ока»! – не унимался молодой. – Пять штук!

– Вот что, – решил на миг задумавшийся режиссер, – запрягите тройку. Русскую тройку: Зюганов, Жириновский и Явлинский!

– А кто ж погоняет эту… тройку? – насторожился председатель.

– Искусство, – нравоучительно объяснил режиссер, – великое театральное искусство в лице обнаженной девы! А лучше – двух! И целующихся!

– Вот еще вопрос, – напомнил секретарь, – мавзолей… одни предлагают вынести вождя, другие оставить…

– Вынести-оставить… – презрительно скривился режиссер, – живем в рыночно-демократических условиях, а мыслим все еще по-старинке! Поставить рядом гроб и со всех желающих полежать рядом с вождем брать большие деньги! В космос полететь турист платит 20 миллионов, а тут пускай 20 тысяч! А то устроили, понимаешь, на Красной площади каток! Покататься на коньках можно где угодно, а полежать рядом с вождем только здесь! Понятно?

– Да! – рявкнули все разом.

– Ну, тогда за работу, – благословил режиссер. – И я вам обещаю полный аншлаг!

В начале 90-х встретил приятеля – давно не виделись, когда-то вместе начинали: мотались по редакциям, потом он литинститут закончил и как-то затерялся.