Владлен Качанов - Директор департамента

Вы, наверно, согласитесь, — Карстен обращался к Перкинсу, — что идею Слаперна принять всерьез трудновато, она больше смахивает на шутку. А посему напрасно ждал он поддержки со стороны своих коллег, Конгрессмены сделали вид, будто не заметили внесенного предложения. Они привыкли к парламентской демагогии, сами широко пользуются ею и давно научились никак на нее не реагировать. Палата представителей многозначительным молчанием почтила память скоропостижно скончавшейся идеи.

А могло быть совсем иначе, если бы достопочтенный депутат оказался похитрее. Слаперну следовало позаимствовать идею в бозе почившего Джорджа Оруэлла [6] В книге Дж. Оруэлла «1984» министерство мира руководило постоянно ведущимися войнами. и выдвинуть действительно радикальное предложение, которое никто не посмел бы отвергнуть, А именно: объединить под крышей единого министерства мира все наши военные министерства и террористические ведомства, включая ЦРУ. Ведь в Вашингтоне утверждают, что все эти учреждения, готовящие и осуществляющие агрессию против суверенных государств, стоят на страже мира! Поэтому такое предложение, я уверен, получило бы всяческую поддержку и администрации и законодателей. Увы, мистер Слаперн до вершин демагогии подняться пока не сумел. Слегка не дотянул.

Члены королевской комиссии наконец-то поняли, что напрасно позволили вовлечь себя в политический разговор, осуждающий руководителей дружественной соседней державы. Сославшись на занятость, мы с необычайным проворством покинули площадь. Я шел впереди, локтями прокладывая своим коллегам путь к отелю.

ДОМОЙ МЫ ВОЗВРАЩАЛИСЬ со смешанными чувствами разочарования и надежды. Наша убежденность в полезности и неотвратимости слияния двух государств была не на шутку поколеблена. Мои коллеги не высказывались об этом прямо, но их настроения и мысли нетрудно было угадать по их помрачневшим лицам.

Погрузившись в комфортабельные кресла воздушного лайнера, мы подвели итог в чем-то приятному, но в чем-то и огорчительному путешествию, набросали план дальнейших действий.

Перво-наперво нам предстояло выяснить возможность адаптации канадского населения к канонам и традициям американского образа жизни. С этой целью мы решили создать в главных канадских городах — Оттаве, Монреале, Торонто и Ванкувере — научно-исследовательские бюро по американизации во главе с учеными-инструкторами, которых обещал поставить Вашингтон. В случае принятия решения о присоединении к США аналогичные бюро появились бы во всех крупных, мелких и мельчайших городах Канады в целях проведения большой разъяснительно-воспитательной работы среди населения будущих американских штатов.

Итак, каша инспекционная поездка по Соединенным Штатам завершилась. Впереди нас ожидает второй, заключительный этап работы комиссии. Он должен окончательно определить будущее Канады».

Этими словами рассказ судьи Томпсона в английском журнале заканчивался.

УЖЕ ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ после возвращения членов королевской комиссии из США бюро по американизации функционировали в четырех канадских городах. Происходившие там беседы фиксировались на магнитную ленту и передавались для изучения в комиссию. Прослушивание бесед серьезно озадачило ее членов.

…Первым в монреальском филиале появился некто Дюваль тридцати лет, парикмахер. Рассказывая о себе, он упомянул, что его предки приехали на Американский континент в 1618 году. Это заявление франко-канадца вызвало бурю негодования у инструктора-американца.

— Послушай-ка, парень! — повысил он голос. — Запомни раз и навсегда: никто не приезжал сюда до прибытия в Америку «Мейфлауэра» в 1620 году!

— А мои предки приехали, — нахально настаивал канадец. — И другие семьи из Фракции,

— Ты что же, — кипятился инструктор, — хочешь доказать, что ваши Дювали лучше наших Смитов, которые прибыли сюда на «Мейфлауэре»?

— Нет, не лучше, — отбивался парикмахер, — а просто они раньше… Спросите любого учителя истории, если мне не верите.

— Я и сам профессор истории, — вскричал американец и указал канадцу на дверь.

Итак, первый инструктаж во франкоговорящей Канаде вышел, как говорится, комом.

Несколько обескураженные члены комиссии обратились к ленте, присланной из Торонто. Там, первая воспитательно-разъяснительная беседа проходила не менее бурно. На вопрос инструктора, обращенный к вошедшему молодому человеку, кто он такой, тот ответил:

— Я Билл Эйдж, студент Торонтского университета.

— Мистер Эйдж, — наставительно проговорил инструктор, — ваша личность никого не интересует. Важно совсем другое — в какой великой стране вы живете. Когда вас спрашивают, кто вы, следует с гордостью назвать — нет, пропеть! — вашу национальность. Так кто же вы?

— Я Билл Эйдж. То есть, простите, я… я — канадец… по-моему…

— Вы хотите сказать: американец.

— О да, конечно, вы правы. Американец.

— Так огласите же, пропойте свою национальность.

— Я а-ме-ри-ка-нец.

— Вот это совсем другое дело, — обрадовался инструктор. — Я чувствую, у нас с вами дело пойдет. Скажите, как выглядит герб вашей страны?

Несчастный студент поначалу пришел в замешательство, глупо захихикал, но все же ответил:

— Герб?.. Маленький бобер… с торчащими зубами.

— Да нет же! — возразил инструктор. — Орел! Гордый американский орел, который парит над земным шаром и зорко наблюдает за тем, чтобы внизу был образцовый порядок.

— Бенджамин Франклин, — заявил студент, — говорил, что орел обладает скверными моральными качествами, что он часто бывает вшив, а также труслив…

— Мистер Эйдж, опомнитесь!! — Голос инструктора едва не сорвался.

Студент пытался оправдаться:

— Я просто пересказал вам, что говорил Бенджамин Франклин, а он ведь пользуется у вас заслуженным авторитетом.

Инструктор не обратил никакого внимания на разъяснение Эйджа.

— Если вы не будете выбирать слова, — могильным тоном произнес он, — я запишу в вашей карточке: «Подрывной элемент, красный, коммунист»! А пока что отправляйтесь домой и хорошенько подумайте над тем, что я вам сказал. И если захотите процитировать в следующий раз великого американца, обращайтесь к новейшим временам, скажем, к бессмертному наследию Трумэна.

Магнитная лента из Ванкувера также не внушала оптимизма. Там американский инструктор начал с того, что попросил Стива Мэррея 62 лет описать место, где он живет. Тот был несколько смущен заданием и не знал, какой ответ от него ожидают.

— Я ведь живу в самом обычном месте, — начал Мэррей.

— Ничего подобного, — прервал его инструктор. — Не может быть обычным любое место в Соединенных Штатах — стране, избранной и благословенной богом.