Андрей Шляхов - Из морга в дурдом и обратно

— Данилов Владимир Александрович, наш коллега, поступил по «скорой»…

Участковый врач (в последнее время, как однажды пожаловалась мать, они менялись чуть ли не еженедельно) оказался человеком понятливым и проникнутым духом корпоративной солидарности.

— Что я, не понимаю, что ли? — сказал он, выкладывая на кухонный стол тощую прошитую пачечку больничных листов. — Тем более — вы врач.

— Спасибо. — Данилов положил на угол стола две голубенькие тысячные купюры.

— Уберите, — потребовал врач. — Можно подумать…

Что именно можно подумать, он объяснять не стал — и так ясно. Заглянул в даниловский паспорт, переспросил место работы и выписал больничный на пять дней.

— Отметьте, что работа по совместительству, — вовремя вспомнил Данилов. — И еще, пожалуйста, выпишите справку в ординатуру.

— На кого учитесь? — поинтересовался участковый.

— На патологоанатома.

— Милое дело. — Участковый расплылся в улыбке. — Вам можно позавидовать. Тишь, гладь и божья благодать.

— По-разному бывает, — усмехнулся Данилов, вспомнив свои приключения. — Но в целом, конечно, поспокойнее.

Врач выписал справку, убрал бланки и ручку в свою объемистую сумку и многозначительно сказал:

— Вот и все, на сегодня я закончил работать.

— Тогда не торопитесь, — посоветовал Данилов, — давайте перекусим тем, что в холодильнике есть…

— Это можно. Только вы особо не старайтесь, — предупредил врач, похлопывая себя по выпирающему животу, — я много не ем. Бутербродик, ну, максимум — два. Странно — работа далеко не сидячая, а похудеть все никак не получается.

Выговор у него был не московский, с напором на «о».

— Вы сами откуда? — поинтересовался Данилов, расставляя по столу тарелки.

— Из Костромы, — ответил врач и добавил: — Там тоже по участку бегал. Только за другие деньги.

— Может, познакомимся для начала? — Данилов сел и через стол протянул участковому руку. — Я, как уже известно, Владимир.

— А я — Виктор.

— Ну, со знакомством… — Данилов наполнил рюмки.

С гостем было хорошо — немного отступала тоска и не лезли в голову дурные мысли. Вдобавок Виктор оказался очень приятным неназойливым собеседником, из тех, с кем можно и поговорить, и помолчать. И слушал он очень хорошо, уютно, как-то по-деревенски, подпирая щеку рукой.

Немного поспорили о московской жизни. Гость утверждал, что при всех своих недостатках она все равно лучше жизни в провинции, хозяин же упорно в этом сомневался. Наконец порешили на том, что жизнь везде одинакова и качество ее зависит не от места, а от людей, которые тебя окружают.

— Поликлиника — это просто филиал гестапо, — пожаловался Виктор, к этому времени уже превратившийся в Витю. — Работаешь, как Штирлиц. Шаг влево, шаг вправо — все сразу же становится известно начальству…

— А начальство-то как, ничего?

— Ничего хорошего. Главврач, может, и не очень вредный мужик, но он в дела не вникает. Всем заправляют два зама — по лечебной части и по экспертизе. Одна другой лучше… И проверки каждую неделю.

— А ты говоришь…

— Но зато — зарплата в четыре раза больше и приработок в основном денежный, а не пирожками и домашним самогоном — Витя взглянул на наручные часы и поднялся. — Спасибо тебе, Вова, за гостеприимство, но мне пора. Вот, держи визитку…

Из бокового кармана сумки он достал «визитку» — прямоугольничек обычной бумаги с номером телефона, напечатанным явно на принтере.

— По поводу больничного всегда делай официальный вызов через регистратуру, — предупредил он. — Иначе будут проблемы.

— А сколько я могу… болеть? — уточнил Данилов.

— Месяц — спокойно, — заверил Витя. — Если печень, конечно, выдержит…

Ушел хороший человек — и депрессия сразу же подняла голову. Данилов пошел в комнату, лег на диван и попытался заснуть. Поначалу сна не было, а когда он собрался было прийти, на кухне зазвонил оставленный там мобильный. Конечно, можно было бы и не вставать, но процентов на девяносто девять звонила Елена. Не возьмешь трубку — испугается и примчится с проверкой. Лучше уж ответить. Данилов вздохнул, выругался про себя и потопал на кухню.

— Как ты? — В голосе Елены чувствовалась некоторая напряженность.

— Все нормально, — пробубнил Данилов. — Взял больничный, чтобы слегка прийти в себя. Готовлюсь ко сну.

— Может, мне приехать? — предложила Елена. — К тебе или за тобой?

— Не надо, Лен, — попросил Данилов. — Мне надо побыть одному. Так я, по крайней мере, никого ничем не обижу.

— Да при чем тут это…

— При том. — Данилов слегка повысил голос и почувствовал, как сразу же заломило затылок. — Я не в настроении кого-либо видеть. Даже тебя. Пойми меня правильно и не настаивай.

— Позвоню утром, — сказала Елена и отключилась.

— Утро вечера мудренее, — подтвердил Данилов, выключая телефон.

День прошел, осталось четыре. Если не хватит — можно будет без проблем продлить больничный, но вообще-то хватит. Должно хватить, поскольку иначе не хватит денег на беззаботную депрессивную жизнь. Беззаботную… Врагам бы нашим такую беззаботную жизнь, вот бы уж они взвыли…

Следующий день прошел в каком-то полусне. Проснулся, походил по пустой квартире, вспоминая, как совсем недавно здесь жила мама, постоял на балконе, выпил кофе, потом водки, пожевал полузасохший кусок сыра, который вчера забыл убрать в холодильник, хотел было умыться, но передумал. Включил мобильный и позвонил Елене. Сказал в трубку что-то успокаивающее, снова выключил телефон и решил немного поспать… После нескольких чередований сна и бодрствования окончательно запутался во времени, несмотря на исправно работающие часы. Мать любила, чтобы часов в квартире было много, чтобы поднял голову и сразу же увидел, который час.

Неожиданно пришло желание посмотреть старые фотографии, которые все собирался переснять и записать на диск, но так и не собрался. Три тяжелых фотоальбома — семейная хроника — лежали там, где всегда — на нижней полке книжного шкафа, который при въезде в квартиру мать «на время» оставила в коридоре. Не смогла сразу подыскать ему место, а потом привыкла. Прекрасная иллюстрация быстротечности нашего бытия — шкаф, поставленный «на время», стоит на своем месте, а человека нет…

Данилов уселся на свой диван и раскрыл первый из альбомов. Девочка в светлом, не доходящем до колен платьице, на фоне здания с колоннами. На обороте надпись аккуратным почерком — «У дома культуры» и дата. Интересно, кто подписывал фотографию — мать или бабушка? Наверное, все же бабушка, почерк совсем не детский. Теперь уже и не спросишь…

На середине альбома к горлу неожиданно подкатил ком, который немедленно следовало запить. С альбомом в руках Данилов пошел к холодильнику. Открыл дверцу, с удовлетворением отметил, что водки еще много, а растянуть остатки еды на пару дней не составит труда, достал едва начатую бутылку и отхлебнул прямо из горла. Проклятый ком исчез лишь после третьего глотка.