Майя Кучерская - Современный патерик

Уже несколько лет из самых разных концов России мне приходят истории о батюшках, матушках, мирянах и архиереях, со скромными приписками - может быть, Вам пригодится, только имени, пожалуйста, не называйте. Не назову. Еще и потому, что настоящий «патерик» (сборник рассказов из жизни христиан и мудрых изречений) - жанр совершенно серьезный и документальный. Для верующего человека нет сомнений, случались ли события, описанные, например, в Киево-Печерском патерике на самом деле, - конечно да. И цели у подобных патериков высокие - привести человека к Богу.

Книжку, которую читатель держит в руках, следует числить совсем по другому ведомству - ведомству изящной словесности. Да, отдельные исторические персонажи в «Современном патерике» присутствуют, и все они, кстати, названы своими именами, но даже про них автор рассказывает небылицы. И как ни поверни, а все же «Современный патерик» - художественная проза. Изредка вытканная по реальной основе; чаще - нет. Так что тем, кому во что бы то ни стало захочется разыскать в отдаленной российской губернии норку православного ежика или попробовать яблоки из чудесного сада, выращенного ангелами, боюсь, придется нелегко.

Отдельно обращусь и к тем, кто не разглядит надежды на дне самых печальных историй, кого ранят батюшка-людоед и мама-убийца, а ученые речи о литературной условности, законах пародии и сатиры только разгневают - прежде чем бросить книжку в огонь (с предыдущими изданиями «Патерика» случалось и такое), имеет смысл заглянуть в ее конец, прочитать последнюю главу. Обещаю, станет легче.

И признаюсь чистосердечно: сама возможность нашего общения - для меня огромная радость и ощущение невероятного простора. Столько людей живет на белом свете, и вот эти совершенно незнакомые люди, в Петербурге, Москве, Киеве, Томске, Милане, Торонто, Бостоне однажды открывают твою книжку. Читают, смеются, огорчаются, утирают слезы, соглашаются (спорят) с тобой. Еще вчера мы друг друга совершенно не знали - и вдруг - уже знакомы. Происходит это чудо встречи. Всем за него самая теплая и по-прежнему удивленная благодарность. Приятного чтения.

Ваш Автор

Трапезовали. Вдруг отец Феопрепий полез под стол. И залез, и сидел там среди грубо обутых ног братии. Ноги не шевелились. Тогда Феопрепий начал лазать и дергать всех снизу за рясы. По смирению своему никто не упрекнул его. Только один новоначальный инок вопросил с изумлением: «Отче! Как прикажешь понимать тебя?»

— Хочу быть как дитя, — был ответ.

Старец, о котором известно было, что он прозорлив, поручил послушнику срубить тополь, росший прямо посередине монастыря. Послушник, желая постичь прикровенный смысл просьбы, сказал: «Батюшка, а зачем его рубить-то?»

— Лергия замучила, внучок. От тополиного пуха, — ответил старец и чихнул.

— Будьте здоровы, — сказал послушник и побежал за электропилой.

Ибо обладал даром рассуждения.

Отец Стефан дернул брата за бороду.

— Ой-ой-ой! — закричал брат.

— Ты же молчальник, — изумился Стефан.

— Ну и что же, — сказал брат. И горько заплакал.

Один инок премного унывал. Никакие средства не могли его исцелить. Тогда братия подарила ему на именины заводную машинку. Машинка умела сама поворачивать, бибикать и мигать фарами.

— Ух ты, машинка! — воскликнул инок.

С тех пор он не унывал никогда в жизни. Каждый день перед сном он нагружал в кузов машинки камешки, заводил ее и смотрел, как она едет по келье, сама поворачивает, мигает фарами и тихо бибикает.

Братия спросила старца:

— Скажи, отец, где лучше строить нам сарай для дров? Поближе к забору или рядом с банею? А может быть, за воротами?

— Где хотите, — отвечал старец.

Отец Иегудил облился гороховым супом.

— Слушай, Вася, постирай-ка мою рясу, — сказал он одному недавно поступившему в монастырь послушнику.

— Да я не умею стирать, — возразил Вася. И засмеялся.

— Вот и научишься, — ответил отец Иегудил. И засмеялся еще громче.

Пошла раз братия в лес погулять. Только начали гулять, как вдруг отец Иаков потерялся.

— Яша, Яша! Ау, — стала кликать его братия. Но в лесу стояла тишина. Только звонко куковала кукушка и подрастали под елками грибы.

— И почему он не откликается? — размышляла братия. — Может быть, он ушел в затвор? Или принял обет молчания?

А отец Иаков залез на высокое дерево, притворился кукушкой и смотрел сквозь листья, как его ищут. И смеялся, и куковал!

Отец Гаврюша был очень толстый и хрюкал во сне. Один новоначальный инок не был знаком с монастырскими порядками и, услыхав хрюканье, стал бегать по монастырю и искать поросенка. Прыгал по кроватям, пихал палкою в темные углы, даже залез на крышу и покидал камешки в водосточную трубу. Так и не нашел.

Инок Степаненко так усердно молился всю ночь, что расшиб себе лоб. Наутро товарищ спрашивает его:

— Что это, Степаненко, у тебя — шишка на лбу? А вчера не было. Наверное, молился всю ночь?

— Да нет, это я просто упал.

— А я думал, молился всю ночь!

— Да нет, это я просто упал.

— А я думал...

— Да нет, это я просто упал.

— А не знаешь, как наши с канадцами сыграли?

— Да нет, это я просто упал.

Некоторый брат перестал вкушать пищу.

— Почему ты ничего не ешь? — спросили его соседи по келье.

— А я постник, — объяснил брат.

— Да, но так ты скоро умрешь с голоду.

— Да? — отвечал инок. — Умру с голоду?

И, подивясь рассудительности их, стал есть, получив назидание.

Один инок пришел к старцу жаловаться на другого.

— Он очень плохой! — сообщил инок старцу. — Сколько раз собственными глазами я видел, как совершал он тяжкие прегрешения.

Старец же перевязал грязной и вонючей тряпицею глаза брату, сказав ему:

— Накажем двух негодников — пусть созерцают и обоняют теперь душу своего хозяина.

— Подобна ли душа моя этой гадости? — вопросил брат.

— Много хуже, я просто тебя пожалел!

С той поры брат, видя кого согрешающим, немедленно приближал к лицу смердящую тряпку, которую всегда хранил теперь при себе, и получал утешение.

Однажды в монастырь заехали участники Всемирной конференции и за трапезой начали угощать братию колбасой, привезенной из Финляндии.

Братия нарочно отворачивалась в другую сторону, чтобы не видеть и случайно не съесть. Один старец ужасно обрадовался.

— Вот удружили старику, вот вельми, вот зело!.. — приговаривал он с набитым ртом. А сам все ел, ел, ел. И съел всю колбасу из Финляндии.