Артур Дойл - Литературная смесь

— Ну что ж, — с резким шотландским акцентом проговорил сэр Вальтер Скотт. — Все вы, леди и джентльмены, знаете старую пословицу насчет дитяти и семи нянек. Или, как по сходному поводу пел в старину менестрель:

Это было сказано о Черном Джоне Джонстоне: из тех Джонстонов, что входят в род Ридсдейлов, по троюродной линии родственный клану Армстронгов, которые…

— Да-да, разумеется, сэр Вальтер! — вмешался Теккерей. — Может быть, вы снимете с нас ответственность, наконец-то продиктовав этому новичку в нашем общем деле первые строки его же собственной повести?

— Негоже! — воскликнул сэр Вальтер. — Я согласен внести свою долю, но ведь здесь присутствует юный мастер Чарли, который столь же переполнен талантом, как радикал полон измены. Уверен: сей мальчик лучше всех нас способен создать для этой повести преславное начало!

Диккенс, явно намереваясь отказаться от предложенной чести, покачал бородой, но сказать ничего не успел — вдруг подал голос кто-то из толпы современных писателей, я толком не смог рассмотреть, кто именно:

— Предлагаю начать со «старого» конца стола и, сменяясь, двинуться к современности. Так каждый из нас сможет вложить в повесть хоть немного своего.

— Отличная идея! — хором воскликнули все присутствующие, и взгляды их скрестились на Дефо. Создатель «Робинзона», как раз потянувшийся к большой табакерке за трубочным табаком, обеспокоенно вздрогнул.

— Но, дражайшие соратники, — попытался было он возразить. — Средь нас есть и другие, много более достойнейшие…

Больше ничего сказать Дефо не удалось: он был прерван множеством протестующих возгласов со всех концов стола.

— Валяй, Дэнни, приступай к делу! — присоединился к ним Смоллетт. — Ты, я и декан встанем за штурвал на три коротеньких галса, как раз чтоб вывести кораблик из гавани, а уж затем он сможет направиться, куда угодно капитанам!

Не найдя возражений, Дефо откашлялся и, пуская между фразами клубы дыма из трубки, начал так:

— Мой отец, по имени Киприан Овербек, был зажиточным йоменом из Чешира. Женившись около 1617 года, он принял фамилию своей жены, которая была из рода Уэллсов; таким образом я, их старший сын, был назван Киприаном Овербеком Уэллсом. Ферма моего отца была очень плодородна, в его владении находились лучшие пастбища в тех краях, так что отец мой смог накопить немалые сбережения. Все их, в количестве тысячи крон, он употребил на поставку в Индию товаров — и повел торговые дела со столь удивительным успехом, что менее чем через три года эта сумма увеличилась вчетверо. Поощренный явной удачей, он купил право на долю собственности в торговом судне и, вновь нагрузив его товарами, на которые был наибольший спрос (то есть старыми мушкетами, абордажными саблями и топорами, прибавив, кроме того, подзорные трубы, иголки и прочую полезную мелочь), определил туда и меня — в качестве суперкарго, который должен охранять его интересы.

Ветер благоприятствовал нам до Зеленого Мыса, а оттуда, войдя в полосу северо-западных пассатов, мы успешно продвигались вперед вдоль африканских берегов. Далее тоже обошлось без приключений, за вычетом мимолетной встречи с берберийскими пиратами, которая поистине привела наших матросов в уныние, так как они тотчас уверились, что им не миновать рабства, но удача нас не оставила, и, наконец, мы оказались на расстоянии ста миль от мыса Доброй Надежды, где ветер вдруг задул с юга и с чрезвычайной силой, между тем как волны достигли такой высоты, что конец грот-реи временами погружался в воду, и я услышал слова капитана, что он никогда не видел ничего подобного, хотя и бороздит моря без года три дюжины лет, стало быть, по его мнению, мало надежды, что мы выдержим бурю. Уфф… Услышав сие, я принялся усердно заламывать руки и оплакивать свою горькую участь, а в это время мачта с треском переломилась и упала за борт, и я, думая, что корабль наскочил на риф, в ужасе лишился чувств, и упал в шпигат [9] Люк для стока воды с палубы. , и застрял там, и лежал как мертвый, что и послужило моему спасению, как это будет прояснено несколькими строками ниже. Что же касается матросов, то, отказавшись от всякой надежды спасти корабль и ожидая ежеминутно, что он пойдет ко дну, они покинули его на баркасе, но боюсь, что из-за этого они и подверглись той печальной участи, коей надеялись избежать, так как с тех пор я никогда ничего о них не слышал. Возвращаясь же к жизнеописанию своей собственной персоны, скажу: очнувшись от своего обморока, я увидел, что, благодаря милости Провидения, море успокоилось, но на судне остался я один. Сие открытие поразило меня таким ужасом, что я вновь надолго вернулся к заламыванию рук и оплакиванию своей злосчастной участи, и делал это до тех пор, пока не успокоился и не сравнил свою судьбу с судьбою моих несчастных товарищей, после чего незамедлительно повеселел и, спустившись в капитанскую каюту, устроил себе роскошный обед из тех лакомств, которые хранились в шкафчике капитана, а потому прежде были мне недоступны. Точка.

Дойдя до этого места, Дефо заметил, что, по его мнению, он дал повести прекрасное начало и теперь вправе препоручить ее продолжение декану Свифту. Свифт, правда, попытался было заупрямиться, утверждая, что сейчас он чувствует себя настолько же не в своей стихии, как юный Киприан Овербек, — но все-таки продолжил:

— В течение двух дней корабль беспомощно дрейфовал по морю, а я одновременно пребывал в превеликом опасении, что возобновится шторм, и во все глаза смотрел по сторонам, надеясь увидеть своих недавних спутников. На третий день к вечеру я, к крайнему моему удивлению, заметил, что корабль подхватило очень сильное течение, стремительно влекущее его на норд-ост то носом, то кормою вперед, а иногда даже боком, подобно крабу, со скоростью, которую я определил в пределах от двенадцати до пятнадцати узлов в час, не меньше. Это продолжалось несколько недель, пока однажды утром, к своей невыразимой радости, я не увидел по правому борту остров. Течение, однако же, несло меня мимо, причем кормой вперед, и не видать бы мне острова, если бы я не изловчился поставить бом-кливер так, чтобы повернуть нос корабля к земле. Сделав это, я уже безо всякого труда установил шпринтов, лисель и фок, взял на гитовы фалы со стороны левого борта и повел судно курсом право руля, ибо ветер дул норд-ост-ост-ост. Помочь мне во всем этом было некому, так что пришлось обойтись без помощи.

При описании этого морского маневра я заметил, что Смоллетт, не таясь, широко усмехнулся [10] Реакция понятна: Смоллетт несколько лет прослужил в военно-морском флоте. , а сидевший несколько поодаль джентльмен в офицерском мундире военно-морского флота — если не ошибаюсь, капитан Марриет [11] Фредерик Марриет (1792–1848), автор более чем тридцати романов. Уже во время Конан Дойла считался писателем для подростков, — тем не менее моряк был настоящий: провел на флотской службе почти половину жизни. , — проявил чувства, близкие к панике. Не обращая на них внимания, Свифт продолжал: