Вячеслав Кузин - Боб

- Фигня какая-то, – поддержал Хвостова ведущий спортивных новостей, – творится в Гамбурге, на Чемпионате планеты по нетяжелой атлетике. Титулованный бегун из Анголы не явился на соревнования, потому, что его, видите ли, не пустила мама! – бичевал прогульщика диктор. – А ведь вчера он уже договорился с парнями из тридцати пяти стран! Как можно назвать такое неспортивное поведение? Правильно, товарищи! Хлюзда! Которая, как вы знаете, всегда на правду выйдет!

- Я в шоке, – пробормотал Хвостов и судорожно схватился за пульт. Погасший экран телевизора немного успокоил разыгравшиеся нервы.

Костя подошел к зеркалу и пристально всмотрелся в отражение. Вроде, ничего не изменилось – такой же мученический взгляд и запущенная растительность на лице. Однако, то, что он увидел в отражении зеркала через миг, заставило его все же усомниться в собственной нормальности – на веревке, скрученной из простыни и занавесок, болталась его соседка. Конечно, никому не запретишь покорять межбалконные просторы на подручных средствах вертикального перемещения, но соседке Хвостова было, как минимум, лет сто пятьдесят!

- Людмила Сергеевна?! – обернувшийся Хвостов констатировал, что видение в зеркале было вовсе не миражом. – Вы таблетки что ли свои перепутали с колесами вашего внучика?

- Всё пучком, милок! – рапортовала бабулька, и, выпрямив ноги под прямым углом, не хуже заправского десантника, на одних руках лихо заскользила вниз.

Хвостов кинулся на балкон, но увидел лишь силуэт невредимой старушки, мелькнувший среди прохожих. Костя присмотрелся и обомлел. Сегодня среда, но на бульваре так людно, как в любой выходной день!

Он повернул голову и столкнулся взглядами с соседом справа – дядей Митей, любившим коротать время с сигареткой на балконе.

- Что всё это значит? – до неузнаваемости размыл формулировку Хвостов. – Праздник? – все-таки решил уточнить он.

- А то, – прищурился дядя Митя. – День взятия Бастилии. Сдалась, падлюка, таки.

- Ну, слава Богу, – на всякий случай, обозначил гражданскую позицию Хвостов и сиганул в комнату.

Он пробежался до кухни и, открыв морозильную камеру в холодильнике, зачерпнул горсть сухого льда. Часть замерзшей воды он отправил себе в рот, часть, на всякий случай, за шиворот.

- Ну, Хвостов, ты попал, – попытался найти оправдание увиденному юноша. – Такой молодой, и уже сумасшедший! Надо же! Это все Марго! А я - расплачивайся теперь за душевные раны!

Когда лед под рубашкой растаял, превратившись в мокрое пятно, Хвостов понял, что хладотерапия не приносит даже капли облегчения. Как, впрочем, и полный рот льда. Юноша выплюнул нерастаявшие кусочки и сморщился от боли – скулы неприятно свело судорогой. Так как других доступных средств он не знал, было принято решение о собственной капитуляции.

- Сдаюсь! – картинно поднял руки Хвостов и попытался изобразить киношный хохот душевнобольного.

Но если Косте показалось, что его проблемы может растопить июльский зной, то он ошибался. Улицы города также были заполнены абсолютно безумными людьми, пристающими друг к другу с глупыми шутками и странными розыгрышами. Нестабильное психическое состояние, однако, не мешало им наслаждаться своими маленькими удачами.

Хвостов понимал, что, скорее всего, в поликлинике его ожидает похожий прием, но решил на всякий случай удостовериться в этом лично. Однако сегодня, даже этим надеждам не суждено было сбыться.

На Костином пути возник целый отряд скаутов. Класс седьмой, на глаз определил он, и хотел было просочиться сквозь дружное семейство пионеров, но энтузиасты в разноцветных галстуках, почему-то сомкнули ряды.

- Родина нуждается в вашей помощи, гражданин! – выступил вперед самый рослый скаут, вероятно, выполнявший в отряде роль вожака.

- Я рад за оказанное доверие, но, к сожалению, тороплюсь! – отстранил мальчика Хвостов и продолжил движение.

Когда Костя шагал по тротуару вдоль какого-то модного бутика, в витринах гламурного магазинчика стояли те самые скауты и хмурясь, осуждающе зыркали на него. У входа в бутик Хвостова поджидал уже знакомый навязчивый вожак.

- Ты нужен нам! – протянул он руку дружбы Косте. – В тебе есть то, что необходимо нам!

- Я в дурдом – сдаваться, – пояснил Хвостов и боязливо отстранился от протянутой руки. – Давайте, я в следующий раз поделюсь.

Отойдя на приличное расстояние от скаутов, он обернулся – прилипчивые детишки не спускали с него грозных глаз.

- Какие навязчивые галлюцинации, – пробормотал Хвостов и неожиданно кинулся бежать.

Галлюциногенные скауты решили не отставать от беглеца и бросились вдогонку.

Силы быстро покидали нетренированное тело Хвостова, поэтому ближайшие из преследователей плотно сидели у него на хвосте.

Впереди показалось здание кинотеатра «Урожайный Синема Пэлас». Не раздумывая, Костя повернул к спасительному заведению соцкультбыта, надеясь затеряться в толчее зрителей.

Сеанс уже начался, поэтому в холле было пустынно.

- Хоть в чем-то повезло, – обрадовался Хвостов, не увидев на своем посту разрывательницу билетиков. Он юркнул во тьму большого зала и затаился на свободном кресле, выбрав как можно более темный уголок.

Показывали какую-то ахинею. На экране, посреди аккуратного газона, сидел мужик в плавках и передавал горячие приветы Тоньке. Мужик размахивал рукой, в которой был огромный ломоть арбуза, отчего периодически заляпывал объектив аппаратуры. Оператор протирал объектив, как оказалось, это и была Тонька, и отчаянно ругался на Саньку. Как оказалось, это имя носил главный герой.

Судя по окружающим видам - уличному нужнику и вызревшим кабачкам, маячившим на заднем фоне, картина ставилась на одной из местных пригородных плантаций.

Когда в кадре появился очередной персонаж – игравший роль отца оператора – который внес в сцену шампуры, полные хорошо прожаренного шашлыка, Костя немного заскучал.

- Простите, сегодня день авторского кино? – шепотом обратился он к зрителю, сидящему спереди.

Зритель обернулся и утвердительно кивнул. Костю обдало замогильным холодом – это был вожак скаутов.

Хвостов, не помня себя, кинулся бежать из зала.

- Скорее! – глухо заверещал в кармане Боба Джарк. – Убираемся отсюда! Я их чувствую!

- Кого их? – не на шутку разволновался ученый. Ведь никого кроме Мэт, матерчатый песик чувствовать не должен! Академик стал неистово вертеть по сторонам головой. Неужели, он увидит свою давнюю любовь? – Может быть, ты имел в виду «её», а не «их»? – переспросил академик, заглянув на дно своего кармана.

- Нет! – затравленно заголосил песик. – Я чувствую опасность! Холод, который может нести только враг!