Вячеслав Кузин - Боб

- Что? – в один голос вскричали ловчие.

- Всех вирусов? Но это невозможно! – экспрессивно добавил Инту.

- Прошу прощения, – Боб взглянул поверх очков на озадаченную компанию, – я что, нахожусь на заседании клуба веселых и находчивых энтомологов?

- Кого? – привычно ничего не поняла Грюндя.

- Я говорю, вы что, бабочек сюда ловить приехали? – неожиданно оглушительно громко закричал Боб.

Противники вцепились друг в друга мертвой хваткой. Несмотря на возраст, Феофаныч оказался не промах. Он с легкостью противостоял молодому бугаю, пытавшемуся остудить пыл зарвавшегося дедушки своим пудовым кулаком. Но не тут-то было.

Катарина уже догадалась, что «погодные» завихрения снова взяли верх над массовым человеческим сознанием, посеяв в нем зерна дурашливой непредсказуемости, которые мгновенно пошли в рост и теперь «колосились» в виде безобразных плодов – человечество вдруг разом решило найти себе новых духовных лидеров... Но вновь избранные «пастыри», на которых пал выбор страждущих духовного очищения, о собственной миссии даже не догадывались. Хотя бы потому, что они были… Впрочем, сейчас и без объяснений все станет понятно.

- Последний раз повторяю, если ты не освободишь властителя мира и покровителя всех бесконечных миров во вселенной – тебе не сдобровать! – натужно прохрипел Феофаныч и понадежнее перехватил занемевшую руку, которой он сдерживал врага.

- Да ты из ума выжил! – сделал страшные глаза немаленький детина, в которого клещом вцепился старик. – Разуй зенки! Это всего лишь древняя, как ты, кляча! Где ты бога узрел, полоумный? И как я ее освобожу, если она мной честно куплена?

- Ой, Петенька, с огнем шутишь! – строго предупредил Феофаныч и для острастки хорошенько дернул противника за грудки. – Не боишься гнева праведного?

- Надо мной один судья – таракан длинноусый! От него род человеческий пошел, а не от клячи твоей! – уперся Петенька. – Ему решать – кого помиловать, а кого усом своим сечь!

- От насекомой твоей род мой пошел? – захохотал дед. – Да я их вчера с дюжину сапогом растоптал! И ничего – жив пока!

- Вот именно, что пока! – заголосил детина и с силой оттолкнул от себя деда. – Не прощу! Не пощажу! – завелся Петр и от души стеганул свою лошадь кнутом. – А, ну, пошла!

Кобылка согнулась под ударом и прижав уши поцокала вдоль покосившихся изб.

- Теперь тебе не отмыться, ни отмолиться! – потряс кулаком Феофаныч, болезненно переживая расправу над своим божеством. – Мы еще до тебя доберемся!

- Поглядим! – злобно огрызнулся Петр. – Благословит таракан – пойдем с братьями-единоверцами на ваш вертеп походом!

Катарина от удивления только рот раскрыла. Видеть такое утонченное помешательство ей еще не доводилось.

- Куролесы, – усмехнулся, подошедший к ней Дмитрич. – Шуты гороховые. Перед людьми стыдно! – как мог, оправдывался он перед агорианкой.

«Надо же! – про себя удивилась ловчая. – А этого-то, кажется, не зацепило!».

- Нет выше стебля, чем у репейника-батюшки! – вдруг елейным голоском заблеял Дмитрич. – Нет чище искр от костра, поленьями в котором лежат еретики, поправшие его!

- Чего?! – ужаснулась Ката и со страхом вгляделась в безумные глаза поселкового главы.

- Молитва в защиту. Книга Великого Репейника Сладкоколючего. Стих первый. Песнь главная. «Да осветят лучом неземным цветы твоя!», - вновь затянул Дмитрич.

- Хватит! – громко, насколько позволяли вокальные возможности, взвизгнула ловчая.

И дернуло же ее выскочить на эту злополучную вертолетную площадку! Видела ведь, что Феофаныч еще в чарах своего лошадиного божества! Так и насчет вертолетного экипажа следовало бы догадаться. Ох, Феофаныч, Феофаныч… Это он во всем виноват. Как привязался! На Копытень, говорит, если солнце в облаках встанет – жди неприятностей.

- Дед? Копытень по твоему гривастому календарю когда?

- Дык, почитай сёдни.

«Ну, точно, накаркал! Или наигогокал?».

- Уф, мальчики, что-то совсем жарко становится! – срываясь на душащий кашель, сообщила Катарина птицемольцам. – Может, на этом и остановимся?

Бородатый капитан вертолета поднял на Катарину сосредоточенный взгляд:

- Когда ворон подхватит кость твою, запеченную в углях. Когда признает ее цвет, цветом крыла своего, - начал бубнить какую-то теологическую чепуху пернатый фанатик.

- Ой, хватит, хватит! – обливаясь слезами от едкого дыма, попросила Ката и носком сапога отшвырнула большой смолистый чубук, охваченный очищающим пламенем от костра пернатоверов.

- Ишь, ты! – пригрозил ей пальцем бортмеханик и вернул дрова обратно.

- Плачешь? – язвительно ухмыльнулся капитан. – Значит раскаиваешься. Но уж поздно стенать! – продолжил он, пропустив партию раскаяния Катарины-ведьмы, молящей о спасительном осиновом коле. – Брат мой! – обратился капитан геликоптера к коллеге по вере. – Принесите всё необходимое для ритуала благородного прощения!

- Да, конечно, брат! – с готовностью отозвался бортмеханик.

Пленники заметно оживились - ритуал прощения, исходя из своего названия, давал им определенный шанс на спасение. Если, конечно, процедура не затянется до тех пор, пока от прощаемых не останутся запеченные кусочки грешного шашлыка.

- Бегом! – прикрикнула Катарина.

- Галопом! – помог ей Феофаныч, привязанный тут же, рядом.

Но бортмеханик не особо проникся настроением тщательно прогреваемых со всех сторон пленников. Смерив осквернителей веры презрительным взглядом, он чинно направился к фюзеляжу вертолета. В чреве машины что-то загремело и через минуту-другую слуга птичьего божества вновь предстал перед взорами Катарины и Феофаныча.

- Гы-ы-ы! – только и смогла выдохнуть Катарина, после чего стала судорожно ворошить в памяти самые ужасные воспоминания своей жизни, чтобы не расхохотаться…

Вероятно, что у Феофаныча негативные воспоминания отсутствовали, как класс, потому, как дедок, глядя на приближающегося пернатолетчика, был совершенно не в силах сдерживаться и неприлично громко огласил грозную тайгу гоготом.

И было отчего – за время своего отсутствия бортмеханик успел облачиться в какое-то церемониальное одеяние, своим видом стойко напоминавшее вывернутую наизнанку подушку.

Казалось, что птицевер неровно оброс разнокалиберными перьями, которые когда-то принадлежали пернатым жителям самых разных мастей и расцветок.

- Ага-га-га! – гоготал лапландским гусем Феофаныч. – Иго-го-го! – отдышавшись, продолжал он ржать не хуже заправского рысака, как только пернатый жрец, двигаясь, начинал трясти всеми перышками. – Ой, не могу! Отсохни твои подковы!

- Он глумится над священным саваном предков! – в бешенстве закричал капитан и, насколько это было возможным, стал быстро подкидывать новые веточки хвороста к ногам пленников.