Валерий Романовский - Белая кость

Как-то раз механик соседней лодки, значительно старше и опытнее Крепского, за «рюмкой чая», доверительно похлопав Диму по плечу, посоветовал тому не заморачиваться, а в нужное время просто накрыть «деду» стол. Поскольку речь шла о задаче Л-2, сделать это следовало в каюте на лодке. То есть поставить на стол бутылку спирта, бутылку воды, банку мясных и банку рыбных консервов, ну и хлеба, конечно.

В заключение старший товарищ заверил, что сам через это прошел, и все «проскочило на ура». Сомнения, конечно, оставались, но вариант этот механику сразу понравился, как наименее трудоемкий. После нескольких уточняющих вопросов на нем он и остановился.

И вот он настал, этот судный день…

Минут за двадцать до подхода торпедолова со штабом на борту, Крепский накрыл стол в точности, «как учили». Закрыв каюту, стармех направился в ЦП для встречи начальника. С прибытием Журавлева он бодро доложил о готовности корабля к сдаче задачи, предложив тому воспользоваться своей каютой. Ни о чем не подозревавший «дед» предложение принял молча, но не прошло и десяти минут, как вернулся в ЦП и спросил Крепского:

— Это что за спирт и консервы стоят на столике в Вашей каюте?

Без тени смущения Дима выдал:

— Так для Вас же, товарищ капитан 2 ранга, чтобы Вы посидели, расслабились, чтоб задача легче принималась...

Поняв вдруг, что несет околесицу, резко замолчал. А выслушав все, что о нем думает флагманский начальник, и вовсе сник.

На шум в ЦП с мостика спустился командир. Узнав от флагмеха, что задача от подводной лодки не принимается из-за неготовности к ней лично командира БЧ-5, приказал следовать в базу.

Механик соседней лодки, насоветовавший Крепскому организацию халявной сдачи курсовой задачи, Димкины обвинения с «кишкой» укоров впридачу воспринял спокойно, задав ему лишь один вопрос:

— Вот ты говоришь, что стол накрыл, как мы тогда решили, а банки с консервами были открыты?

Крепский тупо на него посмотрел и, помотав головой, вымолвил:

— Не-а....

— Так скажи на милость, за что тебе ставить положительную оценку то? Если ты даже банки старику поленился открыть и консервного ножа не положил? Что, ему их зубами вскрывать?

Через неделю механик Крепский отправился на парткомиссию, а через полгода был переведен на консервацию. Впрочем, нет худа без добра. Там, по крайней мере, не укачивало.

4 января 2004 г.

Зима 1971-го выдалась на редкость теплая. До нового года оставались считанные дни, а снегом еще и не пахло, да и лед в каналах и гаванях отсутствовал. Каналы и гавани были чисты. Такое явление в Лиепае случалось редко. По словам старожилов, не чаще чем раз в 5-7 лет. Невзирая на причуды природы, Флот готовился к встрече Нового года. По давным-давно отработанной схеме. Уже были завезены и наряжались праздничные елки, закупались торты и сладости к новогоднему столу, готовилась самодеятельность, хохмы для розыгрышей, выбирались и экипировались «деды морозы». Словом, как и люди всей страны, моряки готовились к встрече самого любимого праздника.

Накануне подводная лодка «С-187» ошвартовалась к стенке завода Тосмаре. Впереди был плановый средний ремонт. Как часто бывает в подобных случаях, лучших специалистов приказом командира бригады перевели на корабли первой линии для повышения боевой готовности. В экипаже остались, главным образом, старослужащие, готовые вскоре демобилизоваться, да недавно прибывшая, совсем зеленая молодежь.

Подводная лодка стояла у заводской стенки далеко не одна — причальный фронт был плотно забит кораблями и судами, стоявшими борт о борт по 2-3 корпуса. Самым крупным соседом подлодки оказался эскадренный миноносец, алевший по носу. Весь в строительных лесах он был практически целиком выкрашен ярким свинцовым суриком. У трапа эсминца топорщилась деревянная будка вахтенного, а по корме болтался баркас, привязанный концом к береговому палу. Баркас был нештатным. По слухам, командир эсминца приобрел его у рыбаков за бутылку спирта и жутко гордился удачной сделкой. По понедельникам он гордо «рассекал» гладь каналов до Зимней гавани и обратно.

Давным-давно, когда заводской причальный фронт только зарождался, кто-то очень умный и хозяйственный решил использовать в качестве палов невесть откуда привезенные стволы старинных орудий, стрелявших, разумеется, еще ядрами. Большую часть ствола, обращенного казенной частью вниз, замуровали в причал, а жерла залили цементом. Палы получились не только оригинальные, но и весьма удобные.

Завод продолжал развиваться. На ремонт стали приходить крупные военные корабли, а на причалах появились большие, мощные, специально изготовленные палы, стоящие и по сей день. Тем временем, один из легендарных стволов, избежавший искоренения, продолжал торчать из причала между корпусами эсминца и подводной лодки. На него, собственно, и был наброшен швартовый конец баркаса. Все бы ничего, да только безудержное время, сезонная смена температур и осадки настолько разрушили цементную «пробку», что шаловливым матросским рукам не составило особого труда извлечь ее остатки из ствола. Оголилась «боевая дыра», казалось бы, давно отжившего свой век орудия. Предприимчивые матросы и рабочие завода быстро приспособили его под мусорную урну, активно наполняя жерло окурками, бумажками и мелким мусором.

Но российский матрос не был бы самим собой, если бы не пошел дальше. Два заштатных разгильдяя с подводной лодки: старшина 2 статьи Свириденко и матрос Пермяк, как-то раз, перекуривая на стенке, пришли к выводу, что торчащий из причала «раритет» по большому счету готов к использованию по прямому назначению. Да и повод напрашивался сам по себе. Испытание было назначено на новогоднюю ночь, чтобы заодно повеселить «фейерверком» и народ с соседних кораблей.

Рассуждая вслух об опасности предстоящей акции, моряки по-мальчишески беспечно, дав волю безудержной фантазии, с веселым гоготом проговаривали возможные варианты хохм, которые должны возникнуть в ходе грядущего эксперимента. Ясно было одно — заводским зевакам будет что посмотреть!

Вспомнив «бородатый» анекдот про солдата-артиллериста, приехавшего на побывку в родную деревню, торпедист Свириденко незамедлительно поведал его своему корешу — трюмному Пермяку.

…Слухи на селе распространяются мгновенно, и о приезде доморощенного «Яшки-артиллериста» селяне узнали еще до того, как он, сойдя на полустанке с поезда, подошел к деревне. Старики-ветераны кто в старой форменной фуражке, а кто в потрепанном мундире, желая подчеркнуть свою причастность к армейской службе, с нарочитым интересом поджидали отпускника. Когда солдат приблизился на дистанцию голосового приветствия, один из дедов деловито поинтересовался: